Разрываясь между приготовлением завтрака и уборкой, я кручусь как белка в колесе. В результате не остается ни минуты на прическу и макияж. Все, что успеваю, — сменить пижаму на удобное платье и перехватить волосы в хвост.
Ревнивец Герман был бы доволен тем, в каком виде я встречаю Клима. Хоть иди к зеркалу и делай для него отчетное фото.
— На вас лица нет, — замечает Катя. — Что-то случилось?
— Пока еще нет. Скоро случится.
— Вы меня пугаете.
— Помнишь, ты спрашивала про папу Ники?
— Да. — Губы Кати расплываются в улыбке. — Он блондин.
— С минуты на минуту этот блондин будет здесь. — Смотрю на часы. — И я не представляю, чем для нас с Никой закончится эта встреча.
— Ну, он же не сможет забрать... — Умная девочка Катя схватывает все на лету и осекается.
— Этот мужчина может все. Я попрошу тебя кое о чем.
— О чем угодно!
— Он, вероятно, захочет обсудить некоторые подробности моего материнства. Когда дам тебе знак, отведи Нику в парк, пожалуйста. Не хочу, чтобы она стала свидетелем этого разговора.
— А вы сама... — Катя хмурится. — Вам не понадобится помощь? — Она опускает взгляд в пол, словно боится даже подумать, что со мной может случиться наедине с отцом Ники.
— Не переживай. Клим не причинит мне вреда. — Сама не знаю, откуда такая уверенность. — Все в прошлом, нас связывает только Ника. Я ни за что не хотела бы лишить ее отца. К тому же он не виноват, что не знал о ней.
Последняя фраза отчасти ложь. Я так и не выяснила, какие отношения связывали жену Исаева и Клима. Встреча в коридоре стала для нас с Евой последней. Все остальные вопросы решались через заведующую детским домом. Однако, если бы Хаванский не вычеркнул меня из своей жизни, у него был бы шанс узнать о дочери почти сразу после ее рождения.
Убедившись, что мне ничего не грозит, Катя заканчивает с расспросами и помогает подготовить Нику к приходу отца. На сборы уходит минут двадцать. И это того стоит! В отличие от меня, малышка выглядит как маленькая модель с обложки журнала.
В нарядном зеленом платье и с высоким хвостом Ника как настоящая лесная фея. Сердце сжимается от того, насколько красивая у меня дочь. Но долго мучиться от приятной сердечной боли не удается.
Как только мы с Катей прячем расчески и лишние заколки, звонок домофона оповещает о госте.
***
За последние два года в этой квартире бывал лишь один мужчина — Герман. Ника не сразу приняла этого сложного, упрямого мужчину. Первые полгода они присматривались друг к другу. Герман исправно носил каждый день новые игрушки, а Ника игнорировала их и отворачивала свое красивое личико в другую сторону.
Хаванскому в этом смысле проще: нашей девочке уже два года, они виделись в его офисе. И все же я волнуюсь.
Пока Клим поднимается в лифте, глажу малышку по голове, рассказываю, что скоро придет папа, и обещаю быть рядом. Мне кажется, ей сейчас это нужно. Однако, когда он входит в квартиру, становится смешно от своих страхов.
— Папа Кьим!
Ника не тратит ни секунды. Тут же бросается к отцу. А тот, словно этого и ждал, подхватывает наше чудо на руки и поднимает до самого потолка.
— Ника! — Клим сокращает имя дочери так же, как и я. Никаких Вероник, Вер и прочего. — Поверить не могу. Какая же ты красивая!
В голосе Хаванского больше нет хрипоты. Сегодняшний Клим — полная противоположность вчерашней растерянной версии.
— Ты первый, к кому она пошла сама.
Я обещала себе, что не буду больше плакать, и все равно — переносица горит огнем, а в глаза будто стекла насыпали.
