— Ты мутишь с женой Сазонова?
Прямо в лоб.
Равнодушно подаю знак официантке, чтобы подлила ещё выпить, и только потом поворачиваюсь к Азату.
— Ты что-то спросил?
— Да ладно! — смеётся приятель, привычно набравшийся. — Ты же слышал!
Отрицательно качаю головой.
— Не слышал.
— Ты с женой Сазонова мутишь? — повторяет свой вопрос Азат.
Он всегда был болтливым, а выпивка вообще развязала ему язык, и теперь он мелет всякий вздор.
Сейчас он говорит чистой воды правду. Но мы в людном баре, где слишком много лишних ушей, и каждый может услышать нечаянно брошенную фразу.
Не только услышать и разнести дальше, чем видит.
Я зол на себя, прежде всего.
Не ожидал увидеть Варю в этом баре, а как увидел, не смог не подойти. Подошёл, и, услышав часть разговора, не смог удержаться.
Меня ревностью до самых кишок проняло!
Сам виноват, не стоило тащить Варю в туалет и принуждать к минету. Но меня в очередной раз сорвало рядом с ней. Сквозь алкогольный дурман пробивается разумная мысль, что надо бы притормозить. Иначе всё сорвётся раньше, чем я успею воплотить в жизнь план своей мести.
Нужно быть более осторожным и благоразумным.
— Ну и как она?! Горячая штучка? — не унимается Азат и пошло двигает языком за щекой.
— Я выйду покурить. Ты как? — хлопаю его по плечу.
Азат пьяно смотрит на меня и сбрасывает с плеча руку девицы, приклеившуюся словно намертво.
— Сейчас вернусь, — улыбается ей, послав воздушный поцелуй.
Покидаю здание бара неторопливо, сканируя взглядом помещение. Вари уже след простыл. Она вылетела из бара пулей, сразу же, как вышла из туалета. Варя спешила, как на пожар. В постель к престарелому муженьку, что ли? Да пофиг!
Нет, не пофиг…
Не получается обмануть себя. На Варю мне глубоко не пофиг, я вообще не знаю, настанет ли тот день, когда я смогу подумать о ней без адского желания присвоить, зацеловать до одури, вытрахать до смерти.
Азат плетётся за мной, хлопая по карманам в поисках сигарет. Оказавшись на улице, я прогуливаюсь до угла здания, поворачивая за него, подальше от компании трёх мужчин, переговаривающихся между собой на турецком языке.
— Забыл свои сигареты?
Я с улыбкой протягиваю Азату пачку сигарет. Едва он хватается за пачку, я мгновенно дёргаю его за запястье на себя и пробиваю кулаком по солнечному сплетению. Через миг моя рука сама тянется в карман дорогих брюк, вытаскивая складной нож, открывающийся по щелчку.
Толкнув Азата к стене, я приставил нож к его мошонке и нажимаю.
Он едва дышит, хрипя и кашляя, но почувствовав, как остриё ножа царапает его яйца, испуганно и коротко взвизгивает.
Стычка короткая, но напоминает о моём бандитском, уличном прошлом. Мне тридцать девять, в таком возрасте не принято размахивать пушкой или ножом.
Сейчас я ворочаю делами иначе, но прошлое напоминает о себе.
Оно же никуда не делось, мы повсюду таскаем его с собой.
Прошлое вшито под кожу и разносится по крови, иногда как бальзам на душевные раны, а иногда, как ядовитая отрава. Но даже если оно колет и делает больно, я предпочту корчиться от боли, чем быть в блаженном и тупом беспамятстве.
— Так что ты там языком трепал, а? О ком? Я имени не расслышал!
Я говорю едва слышно и немного проворачиваю нож. Глаза Азата сильно расширяются, и из них пропадает весь пьяный хмель, как по щелчку.
— Не слышу. Кажется, мне просто послышалось, что ты говорил? Или не послышалось? Но в таком случае сегодня ты лишишься яиц, а уже завтра тебя найдут на помойке, с теми самыми яйцами, в твоей же глотке. Ну так что… Мне послышалось?! Или у тебя язык слишком длинный, а яйца и жизнь так вообще лишние?!
