На старой кухне.
С мерзкой улыбкой бритоголового.
Сознание почти отключается, когда меня резко отпускают. Я падаю вниз, к ногам мужчины. Хватаюсь за горло, жадно глотаю воздух. Меня трясет, всё тело превращается в желе.
– Живая хоть? – меня бьют по щекам, тормошат. – Упрямая сучка. Нехорошо так гостей встречать. Но мы научим вежливости, Анис.
– Что вам… - я кашляю, сипло говорю. – Что вам нужно?
– За долгом пришли. Нам тут нашептали, что должница наша очень сочная. По-другому можно оплату взять.
21. Глава 9.3
Мне нужно бежать.
Что-то говорить.
Но всё, на что я способна – запрокинуть голову назад, сквозь слёзы рассматривая этих подонков. Шея болит, места, где её сжимали – пульсируют, продолжая разносить боль по телу.
Я слышу угрозы сквозь звон в ушах, медленно их смысл проникает в сознание. Ужасные слова, от которых к горлу подкатывает тошнота, меня вот-вот вырвет.
– Долг, - я хриплю и кашляю, пока снова не обретаю способность говорить. – Какой долг? Я у вас ничего не брала.
– Не у нас, у друга нашего. А за это всегда нужно платить.
Бритоголовый опускается на корточки рядом со мной, вжимает ладонь в пол, не отпуская нож. Если бы я могла дотянуться… Хотя бы немного ранить их, отвлечь внимание и добраться до выхода.
Голова кружится, словно у меня сотрясение, но никто ведь не бил. Перед глазами всё продолжает плыть, взгляд не фокусируется, пляшет и укачивает.
– Я не брала ничего. Правда, я не знаю… Но я заплачу, отдам. Не трогайте меня.
– Не, такую девку грех не потрогать. Это наша плата, за помощь другу. Не соврали, что с тобой можно развлечься. Давай, Аниса, не выебуйся. Чем активней будешь, тем меньше боли тебе причиним.
Второй мужчина останавливается у окна, с хлопком закрывает его, а у меня колокола бьют в висках. Но дверь свободна, есть шанс, подскочить и броситься прочь.
Если бы я могла двигаться. Слабость давит, кусает так, что плакать хочется от собственной беспомощности. Я ничего не могу сделать. И эти мужчины пугают меня куда больше Шамиля.
Он ни разу не причинял такой боли, не душил меня. Он казался монстром, но всё познается в сравнении. Сейчас мужчина кажется спасителем, лишь бы оказался рядом.
А может…
Вдруг это он их прислал? Напугать меня? Так ведь Измаилов говорил о долге, я хорошо помню. Что перекупит, а потом пришлёт своих людей, подталкивая к нужному решению.
Он это сделал?
Моя плата за своенравия?
– Нет!
Я пытаюсь кричать, когда мужчина тянется к моей блузки. Отбиваюсь, пока щеку не обжигает ударом. Кожа горит, пока на мне рвут ткань, пуговицы разлетаются в стороны, котятся по полу.
Такое впечатление, что я за всем со стороны наблюдаю, мое сознание разрывает. Я не чувствую, как холодная рука прикасается к моему телу, снова давит на шею. Как ладонь скользит по телу, вызывая рвотные позывы.
Мои руки перехватывают, не дают отбиться. Я не могу остановиться, кручусь, невзирая на страх новой боли. Если я проиграю – это конец. Они же… Они…
Затылок пульсирует, только спустя несколько секунд накрывает болью. Всё темнеет, меня утягивает в пустоту, топит, сжимая лёгкие, перемалывая меня в пыль.
– Блядь, - кажется, я пнула одного из них. – Не выделывайся, всё равно трахнем.
– Пустите. Вам… Вас за это…
– Кто нам что-то сделает? Твой папаша сам тебя отдал. Обещал, что будешь смирной девкой.
Папаша?
Кто…
– Измаилов!
Я готова перечислять любые фамилии, лишь бы они узнали их, слышали, не стали ввязываться. Лицо царапается о пол, оказывается, я полностью лежу на нём. Сжимаюсь, лишь спустя время понимаю, что меня больше не трогают.
