– Действительно ничего не было, – развел руками Китайгородцев.
– Это, наверное, старые были женщины? Очень старые? Мама какого-нибудь олигарха, да? Бедная старушка боялась оставаться по ночам одна, и ты был вынужден играть с нею в карты. Угадала?
– Да. К тому же она была неподвижна, мне приходилось возить её в коляске, а ещё у нее всё время барахлил слуховой аппарат.
– Всё ты врёшь, – засмеялась Рита.
Щеки у неё раскраснелись, и вообще она, судя по всему, чувствовала себя великолепно.
– A у меня был когда-то парень, – совершенно неожиданно призналась она. – С ним было весело. Знаешь, как его звали?
– Как?
– Джек.
– Американец, что ли?
– Нет, наш, русский.
– Имя не настоящее, наверное?
– Конечно. Просто я его знала как Джека. Так он представился, когда мы с ним познакомились. Знаешь, это очень здорово – когда в человеке есть тайна. Когда ты не знаешь, как его в действительности зовут, чем он в этой жизни занимается, кто его предки и как он думает жить дальше… Ты с ним просто общаешься, понимаешь? Он интересен тебе как человек, вот в эту самую секунду, когда он рядом. Это здорово!
– Неужели не хочется узнать человека получше? – удивился телохранитель.
– А зачем? Ты разве не замечал, что в людях всегда только разочаровываешься, и никогда не бывает так, чтоб наоборот? Чем больше ты человека узнаешь, тем больше в нем обнаруживается недостатков.
– Не всегда.
– У меня – всегда, – сообщила Рита об итоге собственных жизненных наблюдений.
– И что же Джек? – вернул ее в русло разговора Китайгородцев.
– Ничего, – пожала она плечами. – Сначала было весело, потом появился мой отец и всё испортил. Джек ему не понравился. И он Джеку – тоже. Обычная история. Люди встречаются, люди прощаются, как поётся в одной песне…
– И Джек исчез?
– Да.
Естественно, что не она была инициатором разрыва. Ей слишком одиноко в жизни, чтобы она могла разбрасываться друзьями…
Послышались шаги в коридоре, затем раздался стук в дверь. И сразу разрушилось ощущение покоя и уюта.
– Кто? – спросил телохранитель.
– Толик, это я, – прозвучал голос Богданова.
Китайгородцев открыл дверь. Андрей Ильич выглядел расстроенным.
– Ты понимаешь, с собаками этими неувязка получается, – произнес он. – Почему, как оказалось, Ромка начал стрелять? Осерчал на псину за доктора своего!
– Виталия Степановича?
– Ну! Тот вышел прогуляться, – кто ж знал, что он по потёмкам будет шастать, – а мы уже собак спустили, как ты велел. Ну, вот один пес и прихватил доктора – хорошо ещё, что тот недалеко от жилья шел, смог отбиться, да убежал. Ромка об этом прознал, взбесился, пошел бить собак. Одну вот застрелил. Вторую я на цепь посадил.
– Спустить с цепи!
– Толик!
– Немедленно! – жестко приказал Анатолий. – И всех предупредить, что с наступлением темноты – никакого хождения по территории! Как хочешь им это объясняй! Комендантский час, чрезвычайное положение – но чтобы ни один человек, кроме охранников, не перемещался по территории в тёмное время суток!
⁂
Костюкова привезли из аэропорта поздно ночью. Китайгородцев слышал шум двигателя и хлопанье автомобильных дверей. Он спустился вниз, когда Костюков в сопровождении Богданова входил в дом. С ними был еще один мужчина – в роскошной кожаной куртке (совсем не по погоде) и нетрезвый, как с первого взгляда определил Анатолий.
– Привет, Сибирь! – громогласно поприветствовал мужчина Китайгородцева.
Вполне возможно, что от производимого им шума проснулись обитатели не только гостевого дома, но и хозяйского.
