– Извини, я ничего не понял. У меня рассеянное внимание. Я никогда не умел толком вести отвлеченные беседы. Я очень конкретен и кроток. И кроток. Хоть это и не заметно
[но нам с тобою _необходимо_ попасть на Хверфисгата, вписаться на ночь, а там и соль и дождь и ветер – и снова придется идти по холоду, но я могу купить тебе ГОРЯЧИЙ кофе, чтобы хватило заряда добрести до койки] «а еще ты можешь отдать мне свой пиджак – он теплый».
– Охренеть просто!
– Ты сам просил быть конкретной и кроткой. Когда я тебе верну его, сможешь предаваться эротическим фантазиям обо мне. На досуге. Грезить телом, все такое, прочее.
Витастигюр, ведущая от Домкирхи, вымощенная органными всхлипами и отполированная щербатыми подошвами. Предчувствие океана. Я лишен фанатичного упорствования, но наделен определенной харизмой, пробуждающейся по собственной воле, зачастую параллельной моим же желаниям. Но как бы то ни было, мы не переспали, если вас беспокоит именно это – иной посыл, иные планы, иная карма.
Когда просыпаешься утром перепачканный ее краской и долго стираешь ее с кожи, вытравливаешь из воспоминаний и задаешься вопросами, заведомо неверными и лишенными конструктива – невольно проводишь ассоциации с очередным приходом от красной таблетки, от которой впору соскользнуть в очередную иллюзию. Близости не было. Но что-то определенно было, что-то, выпадающее за пределы человеческой речи; и теперь она несла в себе нас обоих: меня и своего молчаливого братца, наши речения (себя? – не уверен), но ее плечи были обнажены, а в комнате оказалось немногим выше 10 градусов, та степень холода, которую преодолеть возможно только теплом человеческого тела.
Конец ознакомительного фрагмента.
