– Об этом редко кто что-то помнит. Вот я своего раннего детства тоже не помню, тем интереснее слушать о былом. Только мне уже некому рассказать смешные истории, – взгрустнула я, вспомнив о маме.
– Не раскисай! Если это и есть тот самый Рай, то мы должны тут встретить и папу, и бабушку, и даже деда.
– Ты думаешь?
– Знаю, – уверенно отозвался сын.
– А может, тогда ты знаешь, где их искать?
– Чего не знаю, того не знаю, врать не буду.
– Как будто я тебя заставляю врать!
– Нет, но ты хочешь обрести прочную надежду, а я не могу тебе этого дать.
– Сынок, это я должна тебя подбадривать и давать надежду, ведь я твоя мама.
– Да, но я в семье единственный мужчина и именно я в ответе за нас.
– Как я счастлива, что ты у меня есть, – встав на колени, я обняла сидящего в коляске сына.
– Ты самая лучшая мама на свете, и что бы не случилось, знай, я никогда не хотел бы иметь другую.
Если бы у меня были слёзы, я бы заплакала, но слёзы у меня кончились давно, душа трепетала и беззвучно рыдала, а я не могла выдавить из себя ни одной слезинки. Глаза оставались сухими, запечатывая в груди чувства, не давая им вырваться наружу и облегчить мои страдания. Вид плачущего человека вызывает сострадание, печаль, грусть, но самому человеку после слёз становится легче, будто это не простая солёная вода, а волшебный эликсир, в своём составе имеющий обезболивающее средство для души. Как и почему произошло, что я перестала плакать – без понятия, я не искала этому феномену научное объяснение, оно мне было ни к чему. Первое время я радовалась, что перестала ходить с заплывшими от постоянных слёз глазами и опухшим красным носом, но со временем пришла к выводу, что я больше не могу достичь хотя бы временного облегчения, какое давали мне слёзы.
– Что мы будем делать дальше? – поинтересовался сын, когда я от него смогла отстраниться и сесть рядом.
– Пока будем ждать дракона, пока что он единственное существо в округе, вносящее хоть какую-то ясность в происходящее.
– А мне он понравился, – мечтательно произнёс сын.
– Ещё бы! Он всё-таки настоящий дракон, а не какая-то ящерица, – передразнила я манеру разговора Дехаса.
– И смешной, – улыбнулся своим воспоминаниям Славик.
– Как по мне, так ничего смешного я в нём не вижу, наоборот он меня временами пугает резкой сменой своего настроения.
– А разве не зубами? – хитро прищурил глаза сын.
– Всё-то ты заметишь! Согласись, они у дракона внушительные.
– Да, но он милый и похоже добрый.
– Не понимаю, как эту огромную зверюгу можно назвать милым?
– А как тигров и жирафов называют милыми?
– Не знаю, – сдалась я, – я восхищаюсь этими животными, уважая их силу, мощь, грацию и звериную красоту.
– Но на дракона почему-то ты так же не смотришь.
– Был бы он простым животным, воспринимала бы как бегемота или носорога, но он разумный. Мне трудно соотнести звериную внешность Дехаса с человеческим разумом. Не привыкла я к говорящим животным, хоть и «Хроники Нарнии» смотрела не на один раз. Вот и получается, что я к нему отношусь, то как к животному, то как к человеку, в зависимости от того, говорит он или молчит.
– Любопытное у тебя восприятие. Я отношусь проще, воспринимаю его как равного, для меня совсем неважно какая у него внешность – человеческая или звериная. Разум на то и разум, чтобы стирать границы предубеждений.
– Ничего себе ты завернул! Не буду даже спрашивать, где ты таких выражений набрался.
