– Это что еще значит? – тон Бумажницы сразу сменился с веселого и надменного на настороженный.
Как и всякая женщина, валькирия немного напрягалась, когда осознавала, что сейчас происходит нечто, не попадающее в сферу ее понимания. Это ладно, была у меня одна знакомая по молодости, возле части жила, чем и обуславливалась ее популярность. Так у нее подобное выражение возникало каждый раз, когда мне стоило сказать хоть что-то осмысленное. Правда, справедливости ради, я это осознал довольно скоро и свел общение к минимуму. Все остальное время мы дружили исключительно телами.
– Прислушайся, – посоветовал я ей. – Можешь даже глаза закрыть. Ну?
– Да что за херн… Погоди, – вдруг приободрилась она. – Будто кто-то отбойным молотком вдалеке долбит.
– Угу, именно. Только могу поклясться, что никого там нет. В смысле, с отбойным молотком. А вот существ – с избытком. Просто благодаря артефакту мы чувствуем их присутствие.
– Жрецы, – встрепенулась валькирия. – И их много. Прям до хрена.
С каждой новой секундой тон Бумажницы становился все более возбужденным. Вот уж не думал, что валькирию заводят мужики в рясе. С другой стороны, какое мне дело до чужих извращений? Я вон вообще с Алисой сплю.
– Сказать, что они охраняют? – вкрадчиво спросил я.
– Да не тупая, поняла уже. Значит, заходим, берем артефакт, выходим. Приключений на двадцать минут.
– Ну, план почти такой. Надежный, как швейцарские часы. Поэтому я был бы тебе очень признателен, если бы ты и дальше оставалась союзником, а не мешала.
– Я всю дорогу только и делаю, что помогаю! – возмутилась Бумажница. Однако тут же добавила уже более спокойным голосом: – Ладно, услышала, приняла. Постараюсь по возможности не дергать. Но если что, зови.
– Как только, так сразу, – я даже не покривил душой. В последнее время Бумажница была на редкость полезной.
– Шип, ты там все внутри себя обсудил? – обратилась ко мне Алиса. – А то мы уже притомились.
Только теперь пришло понимание, что для группы я все это время стоял посреди дороги, обращенный исключительно в себя. Ага, еще изредка бормотал что-то. Судя по участливому выражению лица Алисы, она сейчас относилась ко мне не иначе как к старику, который сидит на остановке и не знает, куда ему надо.
– Все отлично, у меня тут небольшой брейншторм был. В смысле, у нас. В общем, долго объяснять. Двигаем.
Мы почти покинули бедный район. По крайней мере, бараков стало значительно меньше. Их сменил небольшой частный сектор, за которым уже виднелись те самые пятиэтажные панельки. Сейчас мы шли вдоль убитой дороги. Когда-то давно ее можно было назвать асфальтированной, но из-за многочисленных рытвин и ям, которые просто засыпали щебнем и песком, дорога стала со временем проселочной.
Что мне не нравилось, так это что мы оказались на открытой местности. Конечно, судя по всему, тут уже давно никого не было. Все забрали обращенные. Вот и вернувшийся Крыл сказал, что до самих пятиэтажек не встретил ни души. Однако смутная тревога не покидала меня. Значит, дело даже не в этом. Тогда в чем?
– Всем боевку накинуть. Гром, ты давай вперед. Все внимательно осматривай. Не нравится мне здесь.
– А что осматривать, Шип? – спросила уже медным голосом Громуша.
– Не знаю, следы какие-нибудь. Все, что заметишь. Любую странность. Что-то должно вылезти.
Вот как объяснишь женщинам, что такое чуйка у человека, не раз побывавшего на войне? Или почему дикий зверь просыпается в самый темный час и рычит в пустоту? У меня была теория, что существо, постоянно пробующее на вкус этот мир, начинает по-особому чувствовать опасность. Это отдаленно походит на жизненный опыт, который, как и половое бессилие, приходит с годами.
