И он знал об этом.
Я вспомнила, как он встряхивал головой и пробегал всеми десятью пальцами по золотистым локонам, перед тем как наброситься на клавиши и взять вступительный аккорд псалма. Фели однажды сказала мне, что мистер Колликут напоминает ей Франца Листа. Говорят, сказала она, в сувенирных шкатулках недавно умерших старых леди еще находили окурки сигар, которые курил в прошлом столетии Франц Лист. Я собиралась было провести обыск среди вещей Фели, чтобы проверить, не хранит ли она тайно пробковые кончики «Крейвен-Эй»[9] мистера Колликута, но эта идея ускользнула из моей памяти.
Все это пролетело в моей голове, пока я ждала, когда мужчины расширят расщелину и подтвердят мое открытие.
Не то чтобы я не была шокирована, разумеется.
Умер ли мистер Колликут от того, что я загибала пальцы, считая трупы? Стал ли он жертвой некоей мрачной и неожиданной магии?
Прекрати немедленно, Флавия! – Одернула я себя. – Этот человек явно был мертв задолго до того, как ты искушала судьбу подсунуть тебе еще один труп.
Тем не менее, он мертв. Чего тут ходить вокруг да около.
В то время как часть меня хотела расплакаться из-за гибели золотоволосого прекрасного принца Фели, другая моя часть – часть, которую я не до конца понимала, – жадно пробуждалась от глубокого сна.
Меня разрывали на части отвращение и удовольствие – все равно что пробовать одновременно уксус и сахар.
Но удовольствие в таких случаях всегда побеждает. Одной левой.
Скрытая часть меня пробуждалась к жизни.
Тем временем рабочие принесли кучу прочных досок, чтобы с их помощью выдвинуть тяжелый камень, а также использовать их как пандус, по которому камень можно перетащить на пол.
– Легче, легче, – командовал мистер Гаскинс. – Мы же не хотим его раздавить, верно?
В компании трупа мистер Гаскинс чувствовал себя как дома.
Наконец, после продолжительного скрипа и пары проклятий, камень убрали и внутренности склепа стали доступны взгляду.
В дрожащем свете противогаз, надетый на лицо трупа, жутко поблескивал, как умеет только мокрая резина.
– О боже! – произнес викарий. – О боже. Лучше мне позвонить констеблю Линнету.
– Не особенно срочное дело, я бы сказал, – заметил мистер Гаскинс, – судя по его запаху.
Слова грубые, но верные. Я в точности знала по своим собственным химическим исследованиям о процессе, происходящем, когда человеческое тело после смерти переваривает само себя, и мистер Колликут далеко зашел по этому пути.
Томми и Норман уже достали носовые платки и прижали их к носам.
– Но перед тем, как я это сделаю, – продолжил викарий, – я прошу всех вас присоединиться ко мне в короткой молитве об этом очень – очень… эээ… несчастливом человеке.
Мы склонили головы.
– О Господь, прими душу верного раба твоего, которого постигло ужасное несчастье в странном месте.
Странное место, это уж точно! Хотя я бы так не сказала…
– И, вероятно, это было страшно, – добавил викарий после паузы, во время которой подыскивал должные слова. – Даруй ему, молим мы тебя, вечный мир и вечную жизнь. Аминь.
– Аминь, – тихо повторила я.
Я чуть не перекрестилась, но поборола этот порыв. Хотя наша семья покровительствует Святому Танкреду, потому что викарий – лучший друг отца, мы, де Люсы, как Даффи любила говаривать, были католиками так долго, что иногда называли святого Петра «дядюшкой Питом» и благословенную Деву Марию «кузиной Мэри».
– Флавия, дорогуша, – обратился ко мне викарий, – я буду тебе обязан, если ты сходишь наверх и поможешь мне разобраться с властями. Ты лучше разбираешься в этих делах, чем я.
