Дицерно категорически не желал сдаваться в борьбе со старостью. Его волосы стали серебряными, худое лицо сморщилось, но он держался прямо, был безупречно одет, говорил тихо и вежливо. Невозможно было представить, что он когда-нибудь женится и станет отцом. Еще более невероятной казалась мысль, что его репутацию запятнает даже самый мелкий скандал. Вероятно, за всю жизнь он не произнес ни одного необдуманного слова и не сделал ни одного неловкого жеста.
В настоящих – весьма необычных – обстоятельствах он позволил себе не скрывать беспокойства и едва заметно нахмурился.
– Разумеется, вам известно, что у врага здесь имеется гарнизон, милорд?
– Я видел двоих у ворот. Сколько их в городе и кто ими командует?
– Обычно их не больше дюжины, кроме тех дней, когда мимо Селебры проходит караван из Вигелии. Сейчас гарнизоном командует командир фланга Джорвак, возомнивший себя правителем города. – Старик поморщился. – Он из породы молодых людей, из-за которых все ругают юность. Они еще хуже прежних верзил, милорд – плохо обученный и дурно воспитанный грубиян!
Кавотти сбросил мокрый плащ.
– В Вигелии возникли серьезные неприятности с набором новобранцев. Есть какие-нибудь новости о советнице?
Дож назначил Берлис Спирно-Кавотти на должность ее убитого мужа. Другие города удивлялись традиции Селебры допускать в Совет женщин.
– С вашей благородной матушкой все хорошо, милорд, хотя возраст наверняка дает о себе знать. Насколько мне известно, в настоящий момент она в городе.
Дицерно ушел в свой угол и вернулся с корзинкой, из которой достал полотенце. Кавотти, успевший к этому времени раздеться – на нем остались только шрамы, медный ошейник да два шнурка с кусочками меди и серебра – с благодарностью его принял и вытер лицо.
– Вы не отнесете ей записку?
– Хм… разумеется, милорд.
Тактичное молчание сказало больше, чем слова.
– Неужто Селебра пала так низко, что матери предают родных сыновей?
– Методы, которыми пользуется Кулак, невероятно жестоки. – Это значило: не забывай, что ее заставили смотреть, как умирает твой отец. – Если слухи о вашем визите дойдут до него, она и вся ваша семья окажутся в страшной опасности. Прорицательниц не обманешь.
– Вас я тоже подвергаю опасности, – сказал Кавотти. – Я дам вам серебра, наставник, вы должны покинуть завтра город и где-нибудь отдохнуть. Я знаю, у вас шестьдесят шестидесяток друзей, вот и навестите кого-нибудь. Нет, не спорьте – нашему делу не поможет, если с вас заживо сдерут кожу на площади. Мне нужно знать, каково положение дел в городе. Что слышно про дожа? Я сегодня же его повидаю и уйду из Селебры еще до рассвета.
– Едва ли это возможно, милорд. – Старик вынимал из корзинки все то, о чем его попросил Сьеро: полотенца, ароматные масла, одежду, веревку, еду и бритву.
– О! Селебрианский хлеб! Я скучал по нему больше всего на свете, – проговорил Кавотти с набитым ртом. – Я буду без бороды.
– Вы даже представить себе не можете, насколько утешили меня ваши слова. Моя репутация была бы уничтожена. Но благородный лорд с вами не встретится, даже если вы побреетесь.
– Почему? Мать попала в немилость?
Дицерно покачал головой.
– Дело в его здоровье. За ним постоянно ухаживают сестры и братья Милосердия. Леди Оливия стала его регентом – неофициально.
Это все осложняло.
– Печальные вести! Разумеется, я слышал, что у него слабое здоровье, но не знал, что до такой степени.
