Служба закончилась, но Наташа не покидала церкви. Ей до сих пор казалось невероятным, что она попала сюда.
Сколько девушка себя помнила, раз в месяц бабушка Маша водила её в Свято-Никольский храм. Изредка их подбрасывал до города сосед дядя Ваня на своих новеньких «жигулях». Чаще приходилось добираться пешком. Дорога занимала целый час, но девочка не роптала – послушно брала бабушку за руку и в зной ли или мороз семенила за ней. Время шло, Наташа взрослела, и уже бабушка не поспевала за ней, всё чаще останавливаясь, чтобы отдохнуть.
В храм ходили, почти не таясь. Видимо, власти понимали, что в деревнях сложнее контролировать верующих, и спускали всё на тормозах. На уроках, конечно, рассказывали о попах-тунеядцах и развитом социализме, в котором нет угнетения. Пару раз проверяли, не носят ли ученики крестики. Баба Маша о таких проверках знала заранее – соседи предупреждали. Накануне приезда инспекции Наташа заболевала.
– Не снимай его. Никогда, – грозно сказала бабушка, когда однажды девочка захотела снять крестик и пойти в школу без него. – Он твоя защита.
– А если меня из школы выгонят? – испуганно спросила Наташа, теребя тонкую цепочку.
– Времена сейчас не те, – погладив внучку по волосам, успокоила баба Маша. – Не выгонят, только малость пропесочат. Недаром же нас считают отсталой деревней, с нас спрос невелик.
Больше месяца прошло после смерти бабули, а девушка ни разу не была в Свято-Никольской церкви. Наконец решила в воскресенье встать пораньше и пойти. Где пешком, где на трамвае – к началу службы и поспеет. Вышло иначе.
Услышав о том, куда собирается племянница, Ирина замахала руками.
– Только Степану ни слова. Он этих попов с детства не выносит. Говорит, мать так и не избавилась от своей темноты, хорошо хоть, он вовремя сбежал.
– Это вы, что же, в храм совсем не ходите? – искренне удивилась Наташа.
В родной деревне все от мала до велика хотя бы раз за год на службе бывали. Кулич посвятить, водицы крещенской набрать или свечку за упокой поставить – как же без этого, если душа просит? А тут на тебе, продвинутый город.
– А что я там забыла? – пожала плечами хозяйка, переворачивая на сковородке творожные пампушки. – И ты бросай глупостями заниматься. Это тёмные старухи верят в загробный мир и промысел Божий, а мы сами кузнецы своего счастья.
Наташа промолчала и больше не заводила разговоров на эту тему в дядином доме, но от поездки не отказалась.
В воскресное утро она поднялась на заре, умылась и надела ситцевое платьице, сшитое бабушкой. Тихонько проскользнула в коридор и, накинув на плечи платок, вышла из дома. На улице было свежо. За ночь земля остыла, и природа наслаждалась прохладой. В кронах деревьях пели птицы, радуясь новому дню и славя Творца. Улыбка озарила лицо девушки. Хотелось раскинуть руки подобно птице и обхватить ими весь мир.
Наташа неспешно шла вперёд, провожая взглядом редкие автобусы и впитывая в себя всю прелесть пробуждающегося мира. Повернув на кольце, она прошла пару сотен метров и поравнялась с Александро-Невским собором. Он был небольшим, кирпичной кладки, с золотыми куполами, искрящимися на солнце. Наташа не раз видела эту церковь в окно автобуса, который вёз её на работу, но зайти не решалась. Словно неведомая сила удерживала девушку от этого шага. Сегодня она тоже прошла бы мимо, направляясь к родному Свято-Никольскому храму, но чей-то тоненький голос остановил её.
