— Что ты делаешь, идиот? Мне больно. Он же резко прижал меня к капоту и, грубо намотав мои волосы на руку, оттянул их назад.
— Мне больно, — зашипела я, — пусти меня.
Дима, казалось, не слышал меня. Его губы обрушились на мои. Он сминал мои губы в болезненном поцелуе. Я же сначала растерялась. Мои руки уперлись ему в грудь в попытке оттолкнуть его, но он как скала навис надо мной, и мои попытки были тщетны. Его язык ворвался мне в рот и стал бешено исследовать его. Дрожь прошлась по всему моему телу, и я сдалась. Стала так же грубо отвечать ему. Он посадил меня на капот, и я почувствовала, как его рука медленно легла на мой живот и продвинулась дальше. Он сжал мою грудь, а у меня из груди вырвался стон. Кожа покрылась липким потом, а внизу живота я почувствовала жар.
— Что ты делаешь со мной, мелкая? — выдохнул Дима.
Упёрся своим лбом в мой, в попытке выровнять дыхание. Он судорожно дышал, затем резко отстранился.
— Залазь в машину, мелкая, отвезу тебя домой.
Мы ехали молча всю дорогу. Я пыталась выровнять дыхание, и не думать о том, что сейчас произошло. Диму я всегда воспринимала как старшего брата, сейчас же в моей голове была каша. Я не знала, как вести себя с ним дальше. Хотелось залезть в кровать, укрыться с головой одеялом и забыть этот вечер. Мне срочно нужно было все обдумать. Я смотрела на него. Видела его четкий профиль, и крепко сжатые на руле руки. Было видно, что он еле держал себя в руках.
ГЛАВА 4
Дима
Уже прошёл час с того момента, как я высадил ее у дома. Она так громко хлопнула дверью, что мне, казалось, шум до сих пор стоял у меня в ушах. Малышка определённо злилась. Я не мог заставить себя подняться и выйти из машины. Сидел, облокотившись головой о руль, и обдумывал как же мне дальше с ней себя вести.
Мое притяжение к ней началось, когда ей было тринадцать. Такая стройная, красивая, с большими глазищами и пухлым ртом. Я сходил сума от ее кудряшек на голове. Мечтал, ещё тогда пятнадцатилетним пацаном, как буду их наматывать на кулак, во время секса, а ее пухлые губы будут шептать мое имя. Время шло, а моя привязанность к ней переросла во что-то сродни наваждению. Я уже спокойно не мог смотреть на неё, чтобы не прикоснуться. Не видеть ее была для меня сущая пытка. Я сходил с ума, если они с мамой на выходные уезжали к какой-то тети Наташиной подруге. К восемнадцати годам я понял, что она для меня как наркотик.
«Ей же всего шестнадцать!» — думал я, — «Какие могут быть парни? О чем она вообще?».
Последние слова, которые она крикнула в машине, что хочет, чтобы этот урод залез ей по юбку, подействовало на меня как выстрел в голову. Даже одна мысль, что кто-то к ней прикоснется, доводила меня до безумия. Чертов маньяк, ругал я себя. Если бы она знала, какие мысли творились у меня в голове. Сколько раз я представлял ее подо мной, и в каких это было позах. Она бы бежала от меня, и никогда не открыла бы окно в свою спальню. Она всегда так доверчиво прислонялась ко мне. Доверяла мне, а я, как последний дебил, после ее объятий бежал и трахал всех доступных телок, представляя ее. Маньяк чертов. Она даже не представляла, какого зверя пригрела на своем плече.
Это она меня таким сделала, своими руками, даже не представляя об этом. Так, мне нужно успокоиться, срочно, иначе разнесу тут все, нахер, к чертям собачьим. Руки чесались набить кому-нибудь морду. Достаю телефон и, пролистав список контактов, нахожу имя Лиля. Так-с, это, кажется, та которая на прошлой неделе хорошо поработала ртом с моим дружком. Звоню по номеру, и мне даже похер, что время позднее. Мне срочно нужна разрядка.
