Туманным видением проплывали мимо дома с ухоженными палисадниками, какая-то дворняга выскочила облаять, но быстро захлебнулась, споткнувшись о стену невосприятия. Злата доплелась до озера, прошла по тёмным, скрипучим мосткам и шагнула в глянцево-серое зеркало воды. Ушла с головой, тело обдало прохладой, оно мгновенно покрылось мурашками. Медленно развернулась на спину и бессмысленным взглядом уставилась в яркое небо, перечёркнутое белой самолётной линией.
Озеро живописное, в окружении скорбных ив, в зарослях камыша и осоки у воды и пыльной полыни поверху. Особенно красиво, когда кувшинки зацветают, сказочная одолень – трава. Сколько раз бегали рано поутру, ещё затемно, смотреть, как выныривают тугие шишечки бутонов. Первые солнечные лучи коснутся поверхности и они разворачиваются в нежные жёлтые розетки.
У берега не так глубоко, плавать умели, но дети на середину без взрослых побаивались, рискованно: молва гласила – водяной утянет или русалка, хозяйка кувшинок. Скорее, так ребятню отпугивали, но местные поверья знали с малолетства. Десятилетиями утрамбованный пятачок у прогнивших мостков служил пляжем, деревенские загорали здесь дочерна ничуть не хуже чем на курортах. Старшие, как правило, подтягивались к вечеру. Кто-то просто усаживался на взгорочке, перекидываясь последними новостями в политике, другие резвились в воде с детворой, некоторые рисовались и короткими саженками отмахивали на другую сторону и обратно. Сейчас было пустынно, только мерный плеск воды у лица, да вялые привычные движения рук и ног. Ни мыслей, ни слёз, ни злости. Ничего, одно гнетущее отупение.
В следующую секунду правую ногу свело судорогой, Злата попробовала встать, но дна не почувствовала и снова окунулась с головой, от испуга нахлебавшись вволю. Грудь сдавило, икроножная мышца закаменела и выворачивала так, словно её выдергивали с законного места. Злата вынырнула на поверхность, шумно хватанула ртом воздух и снова вниз, в муть, в темноту, в холод. «Водяной, водяной тянет…». От страха руки не слушались, она молотила и молотила по воде нещадно, но намокшая одежда и тяжёлая платформа тащили вниз. Мозг безотчётно подмечал колебания воды, разлетающиеся брызги и синие проблески над головой. Ещё вдох, вода льётся через нос, давит на перегородку, заполняет собой всё и режет глаза. Цыплёнок, давно забытый утонувший комочек вспомнился сейчас, промелькнул белёсой плёнкой бусинок и тут же исчез, рассеялся в этой борьбе за жизнь. Задирая лицо вверх, Злата силилась дотянуться туда, где напоенный травами воздух, высокое небо и лето на двоих. Озеро, известное вдоль и поперёк, как обезумело, безжалостно затягивало в глубину, обещая благостный покой от жизненных потрясений. Барахталась отчаянно, но руки слабели, сдавались, подчиняясь воле водяного.
Боль миллионами иголок пронзила голову, заглушила ломоту в ноге, прояснила мозг. Злата вдруг поняла – её тянут, тащат прочь от тёмного омута. Не в силах пошевелиться, отогнать адскую пытку, закрыла глаза, отдаваясь во власть неизвестного спасателя. Кашляла, фырчала носом, прочищая лёгкие. На мелкоте знакомые жилистые руки подхватили подмышками и волоком втащили на берег.
Оба ничком распластались на траве, тяжело дышали, соприкасаясь мокрыми телами. Выбившиеся волосы паутиной оплели шею, набились в рот, Злата сплёвывала их долго, совсем ослабев, чтобы помочь себе. Глубоко вдохнула чистый воздух, как захлебнулась этим вдохом, и вышептала Андрюше в самое ухо:
