– Отпущу. – За спиной появилась Ягиня с охапкой трав в руках. – Не все ж мне с тобой возиться, как с малым дитем. Пора тебе и самой за работу браться.
Пусть так, но с трудом верилось, что ведьма по доброй воле выпустит ее. Да, Василика помогала старухе собирать травы, приносила домой охапки цветов, корзины ягод, раз даже сговорилась с лесавкой, чтобы та помогла добыть вкусного мяса. Неведомо откуда, но та принесла окорок в обмен на несколько капель крови. Скорее всего, стащила у какого-то путника, не уследившего за снедью. По крайней мере, Василике хотелось так думать. Конечно, дочери Лешего славились своей кровожадностью. Они любили проглатывать человеческие жизни и смотреть, как теплое тело вздыхает в последний раз, падая в объятия Смерти.
Перед глазами снова возникли горячий костер, костяные маски и цветастые платки. Хитро: любой заплутавший путник пойдет на огонь, подумает, что перед ним находятся люди, и, соблазнившись морем пьяного меда, вкусными пирогами и ладными девками, тоже начнет отплясывать, отдавая себя в руки нечистых. Никто не станет задавать вопросов, если вокруг – море выпивки, вкусные пироги и ладные девки. Даром что за спиной пляшут деревья, радуясь новой жертве. Лес обожал кровь и страх. Пылающие ягодами кусты, целебные травы, зайцы и дикие яблони – лишь одна его сторона, вторая – коварные духи, заостренные ножи и капли людской крови.
Василика иной раз думала о побеге. Скорее всего, Ягиня не погналась бы за ней, а колдовская изба не так уж далеко от знакомой опушки. Во дворе по-прежнему жевал овес Яшень, временами поглядывая на свою хозяйку. Но куда бежать-то? К Калине, которая сама прогнала ее? Мачеха рассмеется ей в лицо и велит готовиться к свадьбе. Иначе быть не могло. Нет, не пойдет Василика назад – она будет слушаться ведьму, гулять со Всполохом и дичать, как те лесавки.
Не так уж много времени прошло с тех пор, как сгинула Вьюнка. Кривоногая, без переднего зуба, она не была похожа на обычную девку. Ягиня не удивлялась – к ней в ученицы всегда просились уродины, которые могли остаться старыми девами до самой смерти. Василика стала исключением, и было в ней что-то такое, вынуждавшее верить, что девка и впрямь справится, не уйдет с духом Нави, не отдастся Лешему, ускользнет от цепких рук Мораны и станет ведьмой не хуже самой Ягини.
– Зря ты ее жалеешь, – прошептал Всполох. – У нас осталось несколько седмиц, а то и меньше.
– Ты о чем? – насторожилась ведьма.
Огненный дух не ответил – лишь взглянул на багряного воина, сидевшего за столом. Светоч хлебал щи и хмурился. О чем думал предвестник рассвета, оставалось тайной. Он и его братья всегда останавливались в ведьминой избушке, перекусывали, отдыхали и отправлялись дальше. Светоч – рассветный всадник, Месяц – вечерний, Мрак – ночной. Глаза у Мрака сверкали так, что Ягине становилось страшно.
Когда появлялись гости, ведьма отправляла Василику подальше от дома. Рано ей было встречаться с вестниками. Не каждый мог выдержать их сияние, нечеловеческое и притягивающее. Светоч пах медом, росой и костром. Багряный гость отдыхал лучину-другую, переводил дух, а потом вскакивал на медного коня и уносился сквозь ворота в человеческий мир, неся зарю.
– Чем поделишься, гость дорогой? – спросила Ягиня. – Есть ли у тебя какие вести?
Светоч нахмурился. Он всегда говорил мало, да и Ягиня особо не приставала с расспросами. Вестник отхлебнул сбитня, провел рукой по непослушным кудрям и поджал тонкие губы.
