Когда дошли до комода, я засмущалась. Андрей сам взял пакет, а меня попросил ссыпать в него вещи. Ни на секунду не заострил на белье внимание. Футболки и майки предложил оставить для перекладывания косметики и посуды в чемодане. Так и поступили.
Остальное не заняло много времени. С верхних полок Андрей достал зимнюю одежду и обувь. Я упаковала в чехол ноутбук и флешки с проводами и мышкой.
Застопорилась я на кухне. С одной стороны, там почти всё было куплено мной на собственные деньги. Но это и было то, что называется совместно нажитым, а значит и Егора тоже. Полотенчики, прихватки, набор для специй.
– Булочка, ты что застыла?
Не знаю, что имею право забрать. А звонить и согласовывать не могу. Боюсь расплакаться.
– Забери то, что точно твоё. Остальное купим.
Я прошлась по кухне. Открывала и закрывала ящички. Однозначно моими была кружка в стиле Прованс и клетчатая скатерть, вышитая по углам. Из зала забрала только фотографию заката на море.
Чемодан был полупустым, и Андрей уложил туда мешок с обувью. Остальные пакеты перевязал скотчем, приделав к ним ручки. А я всё вертела головой, словно прощаясь с домом, в котором провела 3 года.
Не выныривая из воспоминаний направилась к выходу. Андрей что-то сказал, но я не разобрала слов.
– Повтори, пожалуйста, я не расслышала.
– Я сказал, что ты решила не все вопросы.
– Вроде бы все. Что ты имеешь ввиду?
– Сколько денег Егор дал тебе на операцию?
– 15 000.
Андрей отсчитал три банкноты по 5 000 и протянул их мне. Я не понимала, чего он хочет. Вертела хрустящие купюры, словно видела их впервые.
– Верни ему. Если одумается, будет знать, что ты сохранила ребёнка. Помиритесь и будете жить долго и счастливо. А если не судьба – ты ему ничего не будешь должна. Малыш только твой. Ты его выкупила.
– Это ты его выкупил. Спасибо тебе, Андрей.
Я зашла на кухню не снимая босоножек и застыла. В этот момент я поняла, что отрежу прежнюю жизнь окончательно. Ни переезд, ни направление в гинекологию, не были концом. Это были звенья цепи, которая должна была куда-то привести.
И вот сейчас я ставила точку в наших отношениях с Егором. Положила деньги на обеденный стол. Выскочила в коридор, как ошпаренная, чуть не сбив, потерявшего терпение Андрея.
Он увидел мои глаза полные слёз и комментировать не стал. Ободряюще сжал локоть и подхватил чемодан с пакетами. Я чувствовала себя, как беженка, покидающая родную страну во время войны. Чтобы скрыть неловкость прямо в лифте начала расспрашивать Андрея.
– А где ты так здорово научился упаковывать вещи?
– Мы с мамой переезжали 17 раз. Это я посчитал только те случаи, в которых кроме вещей перевозили мебель. Я уже знал что, и в какую машину войдёт, как лучше загружать, чтобы доехало без повреждений. Так наловчился, что в один из переездов меня пригласили работать бригадиром грузчиков. А мне тогда лет 16 было.
– Не сомневаюсь. Мы управились за час. Одна бы я целый день складывала. А почему так часто переезжали?
– Нигде не могли найти места, где бы отсутствие у мамы мужа, а у меня отца, не делало нас мишенью для издевательств.
– Это такой больной вопрос в наше время?
– Да. Ты же тоже не решилась вернуться к маме в деревню. Вот и мы там не смогли жить. Меня дразнили и обзывали. Маме делали непристойные предложения, намекая на недвусмысленное положение матери одиночки.
– Это ужасно.
– Да, пока мы не приехали в город, и она не встретила Николая Павловича, было сложно. А теперь мама расцвела и абсолютно счастлива. Даже я успел пожить в любящей семье. А ты чего такая грустная, Булочка?
