– Травят еду, что бы сделать слабее и подчиняемее. С точки зрения роя – это не логично, – моя вилка негодующе застыла на безопасном от еды расстоянии. – Отравленная еда не вписывается ни в одну концепцию. Потому что и те, кто вместе с тобой в рое на твоё благо работают, и те, кто как рабы вместо тебя на твоё благо работают, должны быть сильными и здоровыми. Что толку рабовладельцу от больного и слабого раба? Вместо того, что бы наслаждаться плодами его труда, рабовладельцу придётся лечить и выхаживать бедолагу. И, тем не менее, они травят еду.
– Может, это единственный способ сдерживать развитие конкурентов, способных свергнуть тебя с социально значимой позиции в обществе.
– Они же сами эту отраву не едят?
– Нет, конечно, – с завидным хладнокровием Заноза продолжала опустошать свою тарелку. – У них спецпитание.
– Так, если подойти к этому с точки зрения версии про сдерживание перехода их в следующую стадию развития, – я вилкой организовала замученную еду на тарелке в подобие диаграммы, – то, здесь рядовые умпалы, здесь их элита – ущебры, и потом высшие жрецы. Так?
Заноза с сомнением покосилась на мою тарелку. Диаграмма местной социальной лестницы вышла так себе. Я машинально поменяла пару кусочков местами, сочтя, что те недостаточно жирные для роли жрецов.
– С таким применением отвергнутого ужина я сталкиваюсь впервые, – призналась Заноза.
– Да ладно, как вообще можно есть после такого? – я развернула к ней своё продуктовое творение. Если это рой, то ущебры не могут переродится в жрецов, а умпалы не могут переродится в ущебров, верно?
– Да. В рое ты рождаешься под функции определённого органа, и никакой социальной мобильности быть не может.
– Тогда, какой смысл травить и сдерживать развитие сородичей?
– Вот и я говорю, это рабство, – воодушевилась Заноза.
– Сдерживать развитие необходимо, если конкурент может развиться в тебя. Но, судя по твоему отчёту, умпалы в любом случае не могут стать ущебрами. Так зачем их дополнительно травить?
– Возможно, они не могут стать ущебрами как раз из-за того, что их держат в ослабленном состоянии. Что бы родился ребёнок ущебра, матерей переводят во дворец. И меняют им питание.
Заноза отставила свою опустевшую тарелку и принялась за напиток.
– Возможно, – я тыкала вилкой в слои рассортированных кусочков овощей, иллюстрируя свои мысли, – но как сами ущебры тогда развиваются в жрецов, если их не подталкивает развитие умпалов? Сдерживают развитие. С точки зрения любого общества – это не логично! Общество должно развиваться! И когда поднимается общий уровень окружающего тебя общества, автоматически поднимается и твой. И возможность у индивида развиваться дальше появляется тоже при росте уровня общества. Сдерживая развитие остальных, элита и собственное развитие останавливает. Где логика?
– Нет логики, – кивнула Заноза. – Они и не развиваются. Совсем. Ни роста численности, ни технического прогресса, ни развития новых способностей.
– Нет роста численности? – я оторвалась от созерцания овощной мозаики.
– Есть колебания, но нет явного прироста. За всё это время, численность выросла процентов на восемнадцать, не больше.
Как профессиональный журналист я могла бы и лучше контролировать свою реакцию и не похлопать так глупо глазами.
– У них такая низкая рождаемость?
– У них запредельно высокая смертность. И они даже до трети своего биологически возможного возраста не доживают.
