Отец Владимир покидая поздней ночью Дубки, считал, что эта дорога окажется трудной для него в том плане, что негде переночевать, негде поесть, негде переждать непогоду, да и многое другое, в чём обычно испытывают нужду путники, решившиеся на подобный шаг. А впустят ли в дом двоих неизвестных, да ещё в такое время суток, двоих грязных, мокрых, голодных и чужих? Он, конечно же верил Господу, но для человека всегда остаётся тень сомнений. Он верил, и в то же время сомневался.
Первый день пути, оказался испытанием веры. С каждым шагом отец Владимир всё боле и более сомневался, что сказанное Господом сбудется. Он и Пётр, шли вдоль дороги, по которой он никогда прежде не ходил, да и что говорить, он вообще не знал о существовании этих небольших сельских дорожек, что есть везде и всюду, и знают их исключительно лишь местные аборигены. Повстречайся им сейчас на пути кто-нибудь, они бы не смогли внятно и толково объяснить – кто они такие, откуда, а главное, куда и зачем идут. Уж сколько они прошагали, отец Владимир не знал, ни часов, ни карты, ни телефона с навигатором у него не было, а вокруг разве что бескрайние белые поля, пересекаемые узкими лесопосадками, бледная и грустная луна в звёздном небе, да спустившийся мороз. А тут ещё раны разболелись и начали кровоточить, ноги моментально стали тяжёлыми и ватными, да и к тому же застывали с каждым пройденным метром. Кровь засочилась из-под шапки прямиком на ворот дублёнки. Кожаные перчатки, и те пропитались кровью, и она замёрзнув, свисала страшными багряными сосульками. Чуть погодя начал завывать желудок, он требовал, что бы утолили голод, но хозяин почему-то его упорно не слышал. Он готов был уже остановиться и повернуть вспять, когда впереди из-за поворота показался одинокий фонарный столб с тусклой лампочкой.
– Что это Пётр? Где мы?-
– Скорее всего Пелагеевка…хутор Пелагеевка. Раньше было большое село, а теперь вот только хутор и остался. Я если честно сказать думал, что здесь уже давно никто не живёт, а оказалось, ошибался.-
– Идём Петр, до первой хаты, да побыстрее.– Единственная улица полузаброшенного да забытого хутора, насчитывала аж четыре дома, и на счастье Владимира все они оказались по одной стороне извилистой не-то стёжки не-то гравийки.
– Я сейчас отец Владимир!– Пётр вбежал в ветхую калитку и устремился к избе. Окна, а их было три, три маленьких и сиротливых окна смотрели на ночных путников темнотой заброшенного дома. Пётр постучал во все три и не спеша отошёл к калитке. Он старался не оставлять одного отца Владимира.
– Пойдём Пётр к следующей избе, эта похоже пустая.– Грустно сказал Владимир наблюдая как ужасно долго на них смотрит темнота без признаков жизни.
– Терпение отец Владимир. На дворе ночь и нужно время чтобы хозяева проснулись.-
– Я смотрю, ты уверен, что они вообще есть.– В этот момент в одном окне вспыхнул долгожданный свет, а через мгновение лязгнул засов входной двери. «Главное чтобы не так как в песни у Владимира Высоцкого, где в избе стояла плаха с топорами» – подумал отец Владимир, и тут же отогнал от себя мрачные мысли.
– Кто там на ночь глядя спать не даёт?– В дверях низкого тамбурочка стояла старушка, маленькая да худая, закутанная в пуховый платок.
– Нам бы переночевать? Впустите нас?– Отец Владимир всё же решил спросить разрешение, прежде чем, что-либо думать.
– А! Так это вы, заходите, заходите путники. Я вас почитай с самого утра ожидаю. Ну, слава Богу дождалась, ну заходите же скорее, не выхолаживайте избу, морозы этой ночью опять обещали.-
