До вокзала ехали долго. Все пробки собрали. Вот и хорошо, из-за этого папа не пошел провожать дочь до места. Она впорхнула в вагон, и поезд вскоре тронулся.
Паша сразу пересел к ней – у него было другое место.
– Мне уже не верится, что ты когда-то представишь меня отцу, – вздохнул он тяжко. – Такой повод был.
– Мы же договорились, сразу после того, как ты защитишь диплом и уволишься из «Догмы».
– Разве это что-то поменяет? В клубе я трудоустроен официально, и при желании твой отец узнает об этом. А еще я… Извини уж, что напоминаю! Но я не помойный кот, Аня! Я из очень хорошей семьи. И сейчас мы едем в гости к моему опекуну-профессору.
– Это прекрасно. Субботины – интеллектуальная элита страны. И ты достойно представишь свой клан. Но не в ближайшее время. – Аня сложила руки в молитвенном жесте. – Пожалуйста, давай не будем сейчас об этом. Я вся в предвкушении нашего совместного отдыха, и так не хочется портить его…
– И что ты сказала отцу? – перебил ее Паша.
– Наврала, что еду с Ташей по работе. Так проще, понимаешь?
Он сокрушенно покачал головой.
О, если бы Паша знал, что отец считает его парнем Таши! Оскорбился бы. Но с этим Ане еще придется разбираться. Ей – не ему. Легко судить остальных, если ты сам ни перед кем не отчитываешься. А если б были живы родители Павла, что тогда? Не факт, что они приняли бы ее, выросшую без матери, слишком привязанную к отцу. Но это еще не все: в быту Аня была совершенно беспомощна. Она не знала, как включается стиральная машина, как варятся макароны, чем чистится сантехника. Про передачу показаний счетчика, коммунальные платежи лучше и не говорить. И какой толк от нее как от жены? Хозяйка никакая, любовница?.. Кто знает! Мать? Хорошо, если она пошла не в Софью, а в Эдуарда…
– Не грусти, малышка, – перешел на ласковый тон Паша. – Я больше не буду портить тебе настроение. В ближайшие дни точно. Я тоже хочу провести их с кайфом.
Аня обняла его, поцеловала. Она обожала своего Павлика. Поэтому так боялась все испортить.
Он был каким-то необыкновенным. Элитарным (тут она не кривила душой). Порядочный, цельный, умный, если не сказать гениальный, работящий, не высокомерный, веселый. Таких уже не осталось! Таша считала его не симпатичным. Называла очкастым торшером. А Ане и внешность его нравилась: высокий рост, немного нескладная фигура, дикие вьющиеся лохмы, которые, если вовремя не стричь, торчали в разные стороны и напоминали лианы.
– Где мы заночуем? – спросила она у Паши.
– У Эрнеста, скорее всего. В моей комнате. Но если что-то пойдет не так, снимем отель.
– Хочу в твоей комнате.
– Там, наверное, пять лет не убирали. С тех пор, как я уехал. – Он в очередной раз зевнул. Теперь забыв прикрыть рот рукой. – Не возражаешь, если я посплю? Всю ночь работал над дипломом…
И тут же засопел.
Аня положила его голову себе на плечо и достала-таки телефон. От отца было три сообщения.
