Джинсы и футболка с длинными рукавами так и валялись с вечера в кресле. Одевшись, я прошлась по спальне, разминаясь ото сна и стараясь не глядеть на разобранную постель, которая звала обратно и сулила самые медовые сны, которые бы компенсировали плохую ночь. Спала я беспокойно. Даже не спала, а находилась в какой-то странной, тягучей, как разогретая карамель, и быстро тающей дреме. Моему сну мешали звуки, которые издавал этот дом, словно страдающий бессонницей старик. Хотя мне казалось, что никого, кроме нас с Антонио, здесь быть не должно: укладываясь спать, я увидела в окно торопливо направляющуюся в сторону поселка домработницу Розу. Но дом, казавшийся днем тихим, ночью будто ожил и наполнился звуками. Какие-то стоны или вздохи, от которых я проснулась в первый раз и вначале подумала, что во сне стонет мой муж. Но нет, Антонио спал спокойно и бесшумно. Второй раз меня разбудил громкий стук упавшего тяжелого предмета, и, испугавшись, я еще долго лежала без сна. А под утро мне показалось, будто с тихим шумом приоткрылась дверь в нашу спальню и раздались крадущиеся шаги по направлению к кровати. Я не решилась открыть глаза, так и лежала, крепко зажмурившись, пока шаги не прошелестели обратно к двери. Недостатка в воображении у меня нет, а ночью, щедро подпитываемое темнотой и звуками, оно сорвало бы овации, если бы мне вздумалось обратить его в творчество. Представляя себе бог знает что, я пугливо жалась к спящему мужу, который впервые за непродолжительный период нашего знакомства стал мне по-настоящему родным и близким лишь потому, что вот так, обнимая его, я могла разделить с ним свои страхи. Между нами в эту ночь ничего не было: Антонио благородно решил дать мне отдохнуть с дороги и выспаться. Знал бы он, что за эту ночь я устала так, как не уставала за полный рабочий день.
Я приняла душ, переоделась в чистые джинсы и футболку и после этого спустилась в столовую, откуда доносилось позвякивание посуды.
– Ола! – жизнерадостно поздоровалась я с Розой, которая расставляла в навесном кухонном шкафчике тарелки. Женщина, не оборачиваясь ко мне, равнодушно бросила:
– Буэнос диас, сеньора.
Доброго дня. Слово «сеньора» она выдавила нехотя, будто я, по ее мнению, совершенно не заслуживала этого обращения.
Мне хотелось спросить у нее про Антонио, а также попросить завтрак, поскольку мой желудок проснулся и требовательно заурчал, но я не знала, как обратиться к ней. Мой словарный запас был слишком мал, однако заявить о голоде по-испански я могла. И также могла спросить о своем муже, но Роза одним своим хмурым видом, говорившим о явном нежелании общаться, подводила черту под короткими фразами, изученными мной. Но все же я отважилась и сказала на испанском:
– Роза, ты красивая!
И улыбнулась ей как можно любезнее, дабы заретушировать ложь льстивого комплимента. Роза отреагировала на комплимент снисходительной улыбкой и, наконец-то повернувшись ко мне, выжидающе уставилась на меня черными выпуклыми глазами. От ее взгляда мне снова стало не по себе, я еле удержалась от того, чтобы не опустить глаза. Набравшись смелости, задала короткий вопрос на еще непривычном мне языке: где мой муж? И получила развернутый, довольно эмоциональный ответ, из которого, ясное дело, не поняла ни слова. Ну и как общаться? Я чуть не застонала от отчаяния, и на моем лице, видимо, отразилось такое страдание, что Роза, сжалившись, развела руками и выдала лаконичное:
