Яд изумрудной горгоны - страница 14
Кошкин невольно скользнул взглядом на девичьи ладошки – и правда непохожие на руки изнеженной институтской барышни. Руки были с кровавыми заусенцами и обкусанными ногтями, под которыми, вдобавок скопилась черная кайма из грязи.
Кошкин даже почувствовал себя неловко и тотчас переменил тему.
– Ваши подруги, Нина, сказали, что в гаданиях вы не участвовали. Отчего же? Разве предсказания судьбы не кажутся вам, по крайней мере, забавными?
– Не кажутся, – отрезала та. – К чему предсказания, если я и так все про себя знаю. И как все закончится, тоже знаю.
Она перевела взгляд и выразительно посмотрела на Мейер: начальница института поджала губы еще сильнее, чем обычно.
И впрямь странная девушка.
– Значит, вы и сами в некотором роде гадалка? – попытался улыбнуться Кошкин.
– Нет. Я просто знаю, – отмахнулась Нина от него, как от навязчиво мухи. -Задавайте ваши вопросы, меня завтра разбудят чуть свет.
– Я их уже задаю, если позволите, – любезничать с нахалкой хотелось все меньше, но Кошкин пока держался. – Чья это была идея, позвать Агафью для гадания?
– Старицкой, – не задумываясь, ответила девушка.
– Старицкой? – переспросил Кошкин. – Вы уверены, что не второй вашей подруги – Феодосии?
Удивился, потому что Люба утверждала, будто веские причины погадать имелись именно у Феодосии, а не у нее. Впрочем, рядом сидела начальница института, а Люба достаточно хитра, чтобы все свалить на покойную подругу…
– Уверена, – однозначно ответила Нина. – Зачем ей гадать – не знаю. На женихов, наверное.
Девица презрительно скривилась.
– Юшина! – тотчас взвилась на «обвинение» Мейер. – В конце-то концов! Как только вам не стыдно наговаривать на подругу! Люба никогда бы не стала подобным заниматься! Она лучшая ученица на курсе, вам до нее расти и расти!
– Она мне не подруга.
На что госпожа Мейер обрушилась новым потоком упреков. И снова слушала ее Нина столь отстраненно, что выдохлась Анна Генриховна довольно быстро. Под конец, совсем по-женски всплеснула руками и попыталась найти поддержку у Кошкина:
– С Юшиными никакого сладу нет! Неуправляемые! Право, даже не верится: отец – герой Битвы при Софии, а дочери одна другой несноснее!
– Не смейте говорить о моей сестре! – Нина вспылила столь отчаянно, что Кошкин даже не ожидал.
А Мейер побледнела, сжала губы в нитку:
– Юшина, это перешло все границы! Вы!..
– Анна Генриховна, позвольте, – перебил Кошкин, устав слушать пререкания, – сестра Нины тоже здесь учится?
– Слава Богу уже нет! Окончила курс пять лет назад. А впрочем, ваша сестра, Нина, и то под конец обучения взялась за ум, за манеры, за свое будущее – и стала воспитанным человеком! А вы!..
Кошкин подумал, что сейчас его голова просто взорвется. От мигрени, от взвинченного голоса Мейер, от нудного обсуждения совершенно неважных для следствия вещей.
– Анна Генриховна, снова прошу у вас прощения!.. – перебил он, с трудом возвращая беседу в нужное русло. Собрал остатки сил и заговорил со свидетельницей ровно и любезно, уж насколько мог. – Нина, когда вы с соседками привели Феодосию в лазарет, показалось вам, что доктор Кузин чем-то взволнованным?