И только Владимир Игоревич проявлял искреннюю заинтересованность в судьбе Саши Смирнова, и за это мальчик почти привязался к физруку. Почти, потому что обостренная чувствительность души не позволяла мальчику полностью довериться учителю. Что-то мешало, давило, словно камешек по имени Сережа Лисицын. Только второй камешек был побольше, и звали его иначе.
Мальчик давно научился прятать настоящие чувства и эмоции под маской равнодушия. Слепому сделать это гораздо проще, потому что зеркала души были плотно завешены мраком.
А еще он перестал делиться своими мыслями и сомнениями с друзьями. Мальчишки все равно не верили ему, а импульсивный горячий Гошка даже пару раз в драку лез, защищая обожаемую Мамалию.
– Свинья ты неблагодарная, Санька, вот ты кто! – вопил коротыш, пытаясь достать верткого приятеля кулаком. – Да Мамалия все для нас делает, она живет ради нас! Вон сколько ужасов про детские дома показывают по телику, и секты там всякие организуют, и притоны, и насилуют детей! Да в том клопятнике, где я был до перевода сюда, меня давно бы уже придавили в каком-нибудь углу или еще чего хуже сотворили! И у вас тут, мне рассказывали, до Мамалии жуть была! А теперь – красота! Телик вон, учителя ходят, врачиха каждый месяц осматривает, на озеро ходим!
– А почему нас больше никуда, кроме озера, не отпускают? – Гошка так сопел, что Саше не составляло никакого труда уворачиваться от кулаков Кипиани. – Почему у нас нет никакой связи с внешним миром? Ни телефона, ни Интернета? И почему мы не ходим в школу, а?
– Потому что к нам ходят учителя! – поддержал Гошку восьмилетний Олежка, перекошенный так, словно его топтало стадо слонов.
– Ага, читать, считать и писать кое-как учат.
– Ну и хватит! – проворчал Валера, собрат Саши по несчастью. – Зачем нам больше? Мне лично и этого хватит, я самолеты строить не собираюсь. А по электричкам милостыню просить и так можно.
– Так ты что, – Гошка, устав гоняться за неуловимым Смирновым, изумленно уставился на Валеру, – нищим решил стать? Бомжем?
– Ну почему же бомжем, – усмехнулся слепой. – Государство мне жилье после детдома даст, Мамалия обещала. А нищим быть, между прочим, очень даже прибыльное занятие, особенно если ты настоящий калека. Вот Олежке, к примеру, подавать будут много, тебе, Гошка, похуже, таких много, ну а нам с Сашкой надо научиться жалостливые песни петь. А че, пацаны, давайте свою бригаду организуем!
– Да пошел ты! – разозлился Кипиани. – Не собираюсь я нищим быть!
– А кем же ты будешь?
– Актером!
– Кем?! – заржал Валера.
– В кино сниматься буду!
– Ты че, опух? Карлик – и в кино!
– Да, в кино! Такие, как я, между прочим, тоже снимаются. Я американский фильм видел, сказочный, забыл, как называется, так там столько карликов снималось, целый народ из них создали, вот!
– Фигня это!
– Нет, не фигня…
Мальчишки заспорили, забыв о Саше, и он тихонько выскользнул из комнаты. Постоял, прислушиваясь. В коридоре никого не было, все сидели по своим комнатам. Погода за окном отличалась редкой гнусностью, с утра зарядил бесконечный дождь, и гулять никто не рвался. Воспитатели тоже ушли к себе, чего торчать в корпусах, если дети все равно носа из своих нор не высунут. Из-за дверей доносились звуки работающего телевизора, смех, о чем-то перехихикивались девчонки.
Вот и отлично, можно пробраться в спортзал и позаниматься. Физрук ему для этого не нужен, все упражнения Саша помнил преотлично и выполнять их мог без присмотра. А новых Владимир Игоревич пока не давал, заставляя до автоматизма отрабатывать освоенные. Ну и ладно, время есть, еще успеется.
