Беседки, летняя веранда под кодовым именем «барбекюшница», пруд у бани – все говорило, что живут тут люди рачительные, обстоятельные и неленивые.
Комната, в которой мы постоянно останавливались, больше чем на половину состояла из огромной кровати, точнее – спального помоста. Причем это монументальное произведение мебельного искусства было построено весьма специфически – твердые зоны чередовались с мягкими, так что я мог спать, как люблю – на голых досках с тоненьким матрасиком, а жена у меня под боком – наслаждаться комфортом толстенного матраса.
А потому, торопливо раскидав свои вещи и уложив сына во все-таки принесенную походную складную кроватку, мы отправились на боковую.
* * *
– Ну, рассказывай, как делишки-то? – вечерело, и мы исполняли древнейшую «мужскую обязанность» – разводили огонь в очаге. Точнее, я возился с дровами, заготавливая щепу для растопки, а Виталя расположился в плетеном кресле, потягивая ром с колой.
– Да ничего в общем-то… Кстати, можешь поздравить – я теперь дембель!
– Да ну?! И что, без последствий? – я отложил нож и посмотрел на приятеля.
– Практически. Даже подпола на прощание подкинули… – Сибанов сделал большой глоток. – А может, растопочки плеснуть?
Подначка эта была такой же традиционной, как и наши дачные посиделки. Дело в том, что я в вопросе разведения огня придерживаюсь традиционных, даже можно сказать, патриархальных взглядов – подготавливаю растопку, тешу щепу, тщательно складываю дрова. То есть пироманьячу по полной, испытывая истинное наслаждение, когда от одной спички огонь охватывает костер и тот горит сильно и ровно, несмотря на погоду. Виталий же сибарит и приспособленец, его стиль – покидать дрова в очаг, полить их парафином или еще какой химией, чиркнуть спичкой. Ему процесс не важен – важен результат. Вот только новости, сообщенные им, были слишком важными, чтобы я тратил время на обычную пикировку:
– Все-таки решил уйти? А как же карьера?
– Буду делать в другом месте – здесь все равно не дадут. И потом, Вася, ты что, забыл, что нас бывших не бывает? Или это я в девяносто седьмом отбрыкивался и морды представителям истеблишмента бил, а?
В ответ я только махнул рукой – вспоминать собственное увольнение из рядов совершенно не хотелось. Да и сравнивать ситуацию «чумовых девяностых» и нынешние времена было сложно – десять лет на «гражданке» как-никак…
– Так все-таки почему?
– А хрен его знает, Вася! – слишком горячо для его невозмутимого вида ответил Виталий. – Как из Нью-Йорка отозвали, так все у меня наперекосяк пошло. Поверишь, три последних месяца мне на стол ничего серьезнее обзоров открытой прессы не попадало?!
– То есть там, «на холоде»[6], вы что-то серьезное зацепили? Или наоборот – вляпались в историю?
– Ты мне друг, но подписки никто не отменял… – хмыкнул Сибанов. – И, следовательно…
– «No comments!»[7] – как говорят твои «лучшие» друзья! – закончил я за него.
– Сам все понимаешь…
Завершив строительство костра, я чиркнул спичкой. За секунду огонек перескочил на кончик лучины, а затем, когда я поднес его к растопке, на кучку стружки. Робко помигав, он было исчез совсем, но затем появился снова и буквально за мгновение охватил всю растопку… Спустя пять секунд в очаге весело плясало оранжевое пламя, а я с чувством выполненного долга уселся в кресло напротив Виталия.
– Хорошо, а что ты можешь сказать о международной обстановке? – максимально светским тоном спросил я друга, сграбастав со стола свой стакан.
