Тогда замыслил мудрый московский князь стравить султана с Монголистаном. Потому пошел на хитрость: послал человека к Великому Хану – отвезти ему подложную грамоту-ясу султана. А в той грамоте черным по белому было писано, что хочет Виллизад взять рукой мощной все земли мира и распространить Тартар от одного великого океана до другого великого океана, понеже он есть самый прямой потомок Чингиса, Бодончара и Небесного света, а в прочих ханах течет собачья кровь.
Подложная грамота смотрелась яко настоящая, потому что скреплялась она подлинной печатью Виллизада, что была выкрадена московским лазутчиком из султанского дворца.
А еще велел князь московский своему лазутчику похитить в Тартаре упыря женского пола и такоже доставить к великому хану, дабы знал тот, каковых «прелестниц» подарит ему и его воинам султан Виллизад, коварно втираясь в дружбу.
Погоди. Это же я – казак Сенцов, лазутчик, должен доставить Великому Хану подложную грамоту и упыря. А назовусь я ему мурзой Ахматом из Тартара. С грамотой как будто все в порядке, только найти ее еще надобно, она же в седельной суме, а сума на лошадке Каурке, а Каурка черт те знает где. Но что с девкой-то из мешка делать? Упырь ли она всамделишный или недоразумение случилось?..
– Так что за расправу кулачную прости, – говорю я ей, – но постарайся быть послушной и радивой, тогда и будет тебе хорошо. А сперва нам с тобой лошадей собрать надо. За вьючной вернуться и ездовую сыскать.
Встала она и пошла следом, послушная и радивая, только вот вопрос каверзный задала:
– А почто, тать ты окаянный, выкрал деву благодородную?
– Не вижу благородной девы.
– Я, Гюль де Шуазель – дочь эмира Саламбека де Шуазеля.
– Было известие, что в женской башне у эмира Саламбека живет ведьма, исчадие шайтана Иблиса. Ее я и выкрал. Однако и ошибка могла случится… ну, поскольку темно было в башне, тьма кромешная.
– Ошибка случилась! И ты молвишь это так спокойно? – голос Гюль стал визгливо-птичьим. – И где я оказалась из-за твоей «ошибки»?
– Мы на высотах Бадахшана, что неподалеку от Индийских земель.
– Индийских земель? Где под ногами лежат яхонты и обитают песьеголовые люди?
– Ты еще забыла про людей совсем без головы.
Она прилежно зарыдала, прижавши щеку к мрачному граниту скалы. Вьючная лошадка с удивлением скосила свой сиреневый глаз.
Каурка лишь к полудню нашелся, когда солнце вовсю напекло камни, среди коих пытался он вкусить травинки. Перво-наперво проверил я, на месте ли подложная грамота в седельной суме. Потом вьючную лошадь оседлал для пленницы, дабы облегчить ей тяготы пути. Едва затянул подпругу, как девица взлетела в седло Сивки и схватила камчу. Да только поводья уже лежали в моих руках, со мной не выйдет шутить. Привязал я Сивку к седлу Каурки и повел их в гору.
– А я туда не желаю, – сказала плаксиво Гюль.
– И я не желаю туда. Мы все не желаем.
Однако, покорив Индийскую землю, идет Великий Хан походом на север. И мне надо во что бы то ни стало остановить его, подумал я.
Путь наш пролегал теперь по самому краю ущелья. Вдруг толкнул меня Сивка, сшибся камень под моей ногой, я и вздохнуть не успел, как повис над глубоким обрывом, держась за поводья. А лошаденка хлипкая, давно силы порастратившая, и копыта у нее скользят на щебне. Как сверзится Сивка, так и Каурка не выдержит, упадет вместе с девкой.
– Живи как-нибудь, – крикнул я ей и отпустил поводья. Не слетел отвесно вниз навстречу дну, а заскользил по склону. Но таково лишь мучительнее было. Острые каменья кромсали халат, бешмет и рубаху, добираясь до беззащитного тела. Только чахлое деревцо, проросшее между глыб, задержало меня, прежде чем стряхнуть вниз.
