- Я и без посаднического спросу почти век колдую, - фыркнула она. Но пальцы мелко задрожали, готовые вцепиться в бумагу.
- Так, стало быть, грамота тебе не нужна?
Он медленно свернул цидулку[1], обернул верёвочкой и сунул обратно в туес. Старуха проводила её хищным взглядом.
- Стой, милай! – Шумно с усилием проглотила слюну. – Проклятье тяжкое. Сложное. Но помочь табе способ есть. Рассказывай, как прокляли.
Рыжие брови ехидно изломились. Правду говорят люди: на всякий товар найдётся цена. Он невозмутимо закрыл туесок крышкой и расправил нить на груди – не потеряется, даже если вновь случится обернуться чудищем. Протянутая ладонь старой ведьмы так и осталась пустой.
- Ну разве гостя на ночь глядя пытают расспросами? Ты б сначала меня в баньку отвела, накормила-напоила, спать уложила. А на заре и поговорить можно.
Рьян лучезарно улыбнулся ведьме, чьё имя боялись произносить по темноте. Рьяну бояться уже было нечего.
[1] Цидулка – маленькая грамота, записка или письмо
4. Глава 3. Ведьма
Йага и прежде встречала людей, не совсем же она дикой была! Приходили старики, просили зелья от хворей. Девки захаживали, вздыхали, краснели и шептались с матушкой. Йага наблюдала за ними из девичьего угла али с полатей. Странные они, люди. Сами у леса живут, а с лесом не знаются. Лес ведь без всяких просьб помогает! А они – к ведьме.
Молодцы ходили редко. Йага видала, как охотники ставят силки, как пахари пережидают в роще жару. Но такой, как этот, явился впервые. И уж не зря мудрые боги третий раз за седмицу свели её с пришлецом. Сказать что-то хотят, играют!
Поэтому Йага не просто истопила баню да притащила бадейку с водой. Когда рыжий поговорил с матушкой да отправился мыться, она подкралась к дымовому оконцу, подставила чурбанчик и заглянула.
Белокожий, поджарый, с рисунками на теле – он. С другим не спутать. Синяки почти зажили, только губы разбитые остались. Интересно, вкус у них такой же, как и тогда, в березнячке?
- Долго подсматривать будешь? - Рыжий вывернул на себя ведёрко холодной воды, довольно фыркнул и уселся на скамью, широко расставив ноги. – Интересно, что ли?
Йага улыбнулась.
- Ага. Я сейчас!
Спрыгнула наземь, обернув чурбачок, заскочила в дом, сгребла тряпок из сундука – и лётом во двор. Матушка только выругаться и успела.
- Вот!
Пришлец так и замер с занесённым над головой ковшом.
- Чего тебе, болезная?
- Одёжу тебе принесла! Вот.
- Это что, мои сапоги?
Жёлтые звериные глаза сверкнули в темноте.
- Нет. Это мои сапоги. В лесу нашла. Но оказались не по размеру, так что носи.
- Нашла, значит?
- Ну да. Лежали без дела. А мне сгодятся. Ну бери уже! - Она нетерпеливо шагнула к молодцу, предплечьем утирая со лба пот. Порты большие, должны налезть. И рубаха. А что у тебя тут?
Едва Рьян успел принять обновки, как палец ведьмы уперся ему в живот, в самую серёдку знака рода. Рыжий смущённо кашлянул.
- Дай хоть прикрыться, ненормальная…
Йага только рукой махнула.
- Ой, да ну! Расскажи про рисунки! Я таких прежде не видела!
- А что, много голых мужиков повидала, чтобы судить?
Йага рассмеялась:
- Может и повидала. Тебе-то что?
Молодец насупился и повернулся спиной. Наскоро обтёрся руками и натянул порты.
- Это знак рода. Всех в семье таким в младенчестве метят.
Он снова повернулся лицом, и девка нахально присела перед ним на корточки, рассматривая рисунок. Проследила пальцем петлю до пупа.
