Мы уже битый час находимся в кабинете ректора: я, Рогожин, Влас, Таранина, депутат и, собственно, ректор – Евгений Васильевич Горин. Не хватает лишь моего отца, которого тоже вызвали, но он не смог приехать вовремя - служба. Сказал, что подъедет сразу же, как освободится.
Вячеслав Дмитриевич, отец Данила, нетерпеливо ходит вдоль длинного стола ректора и сопровождает свою тираду экспрессивной жестикуляцией. Не забывая зло поглядывать то на меня, то на Власа. В его серых, льдистых глазах обещание скорой расправы.
И сейчас мне, как никогда, не хватает присутствия отца рядом. Я знаю, что он пожурит меня, но прежде защитит. Суров, но справедлив. Он научил меня тому, что за своих нужно стоять горой, а все недовольства друг другом обсуждать дома.
- Обычная пацанская драка, - вставляет свои пять копеек Дементьев, стоит Вячеславу Дмитриевичу умолкнуть на несколько секунд.
Чем доводит Рогожина-старшего буквально до ручки. Он и без того не умолкал последние пятнадцать минут, а теперь так вообще побагровел от ярости. Но прежде чем депутат успевает открыть рот, вмешивается ректор:
- Дементьев, это не норма поведения. Вы, как никто, должны это понимать. – Спокойно говорит Горин.
- Все парни дерутся, зачем из этого создавать такой ажиотаж? Сомневаюсь, что если бы на месте Данила оказался я, устроили бы такие разборки. – Резонно подмечает брюнет.
Таранина согласно отводит глаза. Поджимает губы, но предпочитает воздержаться от комментариев. Сейчас бесполезно что-то говорить. Правда на стороне Рогожина-старшего и Данила – он жертва в этой ситуации. И это всё, что нужно знать.
Таковы правила и законы. Есть виновные, есть жертвы. Я уяснила это ещё с детства.
И всё же Лидия Михайловна в итоге вмешивается, защищая меня, как и обещала. По крайней мере, в отсутствие отца.
- Была драка, Вячеслав Дмитриевич, и разбираться нужно только с непосредственными участниками. Зачем тут Стрельцова? Она, как и прочие была лишь свидетелем. Давайте отпустим девочку домой.
- Из-за неё, - некрасиво указывая на меня толстым пальцем, шипит сквозь зубы депутат, - мой сын пострадал. Она – причина всего этого бедлама.
- Тогда Дана вообще первая пострадавшая во всей этой истории, - цедит Влас. – Ваш сын назвал её шлюхой. Так что тут ещё нужно разбираться, кто, что и зачем. И если она захочет, может написать заявление на вашего драгоценного сыночка. – Заканчивает язвительно. И с жирным намёком кидает на меня взгляд ярко-зелёных глаз.
Я кошусь на Дементьева, который сидит рядом со мной на одном диванчике, в ответ.
И правда, я даже не подумала об этом. Хотя мой отец как раз таки всю жизнь варится в нечто подобном и часто учит меня, как правильно действовать в той или иной ситуации.
- Если назвал шлюхой, значит заслужила. – Не стесняясь в выражениях, выплёвывает Рогожин-старший.
У меня после его фразы в груди вскипает бешеный огонь протеста. Я до скрипа сжимаю зубы, лишь бы не сказать нечто эдакое в ответ. Язык у меня с детства острый и часто из-за него у меня и бывают проблемы.
- Держите своё мнение при себе, Вячеслав Дмитриевич, - вступается за меня ректор, раздраженно прочищая горло. И сверлит депутата неприязненным взглядом. – Дана – молодая девушка, выбирайте выражения!
- Знаю я этих молодых девушек, один разврат! Стоит только появиться вторичным половым признакам, сразу в койку к богатеньким прыгают, готовые продать себя. Что за испорченное поколение!
