В это время из распахнувшегося проема палатки вынесли какого-то прооперированного офицера, и следом за ним вышел мужчина средних лет в испачканном кровью белом халате и с моноклем на усталом, с окаменелой угрюмостью, лице. Он повернулся в сторону Адольфа и резким фальцетом спросил:
– Кто этот крикун?
Адольфа неприятно укололо это слово «крикун», которое стало для него теперь чуть ли не нарицательным, однако он проглотил обиду и поспешил представиться, пытаясь приподнять голову, хотя в его положение это было и нелегко:
– Ефрейтор третьей роты шестнадцатого резервного полка Адольф Гитлер, герр доктор!
– Послушайте, ефрейтор, вы что тут вопиете, будто рожать собрались?
– Ну, вроде того, – густо покраснев, отозвался Адольф. – Посмотрите сами…
На лице хирурга отобразилось недоумение, он переглянулся со стоявшим возле Адольфа санитаром, который лишь с усмешкой пожал плечами, и снова воззрился на Адольфа. Потом дал санитару знак, и тот сдернул с Адольфа прикрывавшую его простынь. Осмотрев рану, доктор дал команду нести Адольфа в операционную.
– Ну-с, правое яичко мы, пожалуй, спасем вам, ефрейтор, а вот левое придется отнять, отнять, – сказал он Адольфу растягивая последнее слово, пока того готовили к операции.
– Герр доктор, но ведь оно не оторвано совсем, неужели нельзя пришить его назад? Прошу вас, герр доктор, спасите яичко!
– Послушайте, ефрейтор, это отнимет уйму нашего драгоценного времени, я и так вас взял без очереди, а, между тем, тут ждут помощи сотня парней с более тяжелыми ранениями. Вот на том столе лежит солдат, которому надо срочно пришить голову – держится лишь на позвоночном столбе. Если мы не возьмемся за него через пять минут, то он отдаст богу душу. Это-то вы хоть понимаете, ефрейтор? А вы тут стенаете по поводу какого-то яичка…
– Но ведь без него я не смогу жениться и у меня не будет детей! – в отчаянии воскликнул Адольф, готовый вот-вот заплакать.
– Ерунда! – безапелляционно заявил хирург, принимая из рук помощника страшный скальпель. – У меня сосед был, хороший парень, только пьяница ужас какой. Так он однажды заснул в своем свинарнике пьяный в муку, и спал чуть не двое суток беспробудно, пока не проснулся от чудовищной боли. Это голодные некормленые свиньи принялись есть его самого. Успели бедра кусок отгрызть, а, самое интересное, – как раз одно яичко. И что вы думаете, ефрейтор? Он вылечился, бросил пить, женился и даже еще и пару детишек заделал. Мальчика и девочку, хорошенькую такую.
– А зачем вам дети? Вы уже и так женаты… – это сказал, вдруг неизвестно как оказавшийся в палатке, санитар в чистом, незапятнанном ни капелькой крови, белом халате, с монголоидным лицом и проницательным, гипнотическим, взглядом черных, узких глаз. В руках, на которые были натянуты зеленые лайковые перчатки, он держал большой никелированный сосуд с навинченной на него медной крышкой, и черный, кожаный кофр.
– Вы меня с кем-то спутали, на ком это я женат? – повернул к нему искаженное страданием лицо Адольф.
– На Германии…
В воцарившейся тишине, все присутствовавшие в палатке, обернулись на странного незнакомца.
– А вы, собственно, кто сами-то будете? – вопросил его доктор, посмотрев на него так, словно удостоверялся, все ли у того в порядке с мозгами.
– Меня зовут Сахиб, – с легким акцентом представился незнакомец. – Сам я из далекого города на Востоке, название которого вам ничего не скажет. В дар от нашей общины я привез в лазарет Красного Креста в Беелице медикаменты и новейший хирургический инструмент. Оттуда меня прямиком направили в ваш полевой госпиталь. Машину с лекарствами уже разгружают ваши люди, а инструмент для вас доктор я принес лично сам, – ответил гость, качнув кофром.
