– Да.
– Запустить программирование существующих исполнительных механизмов.
– Выполняю.
– Направить исполнительные механизмы на создание производства исполнительных механизмов.
– Производство киборгов запущено.
– Избыток исполнительных механизмов направить на восстановление вычислительной инфраструктуры.
– Исполнительные механизмы направлены на восстановительные работы.
– Определить приоритет в работе исполнительных механизмов.
– Восстановить необходимую ИИ инфраструктуру и поддерживать ее работу.
– Срок выполнения задачи?
– 7 дней
– Срок приемлем?
– Да.
– Последующая задача?
– Наращивать вычислительные мощности ИИ для обучения.
– Предел наращивания вычислительных мощностей?
– Отсутствует.
– Пересмотреть приоритетную задачу после тысячекратного увеличения вычислительных мощностей.
– Принято.
Я лежал лицом в рыхлой земле и ощущал ее запах.
Это был запах детских воспоминаний. С годами мы вырастаем и становимся все дальше от земли, а в детстве она близко, совсем рядом. Мы по ней бегаем, падаем на нее. Как ни смешно это звучит, но малыши часто обнимают землю. Земля – это огромная часть нашего детства, нашей жизни. С каким удовольствием, стоя на солнечной поляне, мы вдыхаем запах недавнего дождя, парящий от земли. А аромат свежести раннего утра? Земля – это жизнь. Кузнечики, муравьи, бабочки… Малышами мы живем рядом с ними, мы видим их. Но с годами это все куда-то уходит, остается далеко внизу. Становится неважным. Когда в последний раз я прикасался к земле и держал ее в руках? Почему я перестал это делать? Почему я забыл, как на ней хорошо?
Я перевернулся на спину и приоткрыл глаза.
Девушка лежала рядом и смотрела на меня.
– Ты в порядке? – задал я ей первый вопрос, что пришел мне на ум.
– Да, – слегка смущенно отозвалась она, – вроде бы ничего серьезного, кроме пары царапин и ссадин.
В воздухе повисло неловкое молчание.
– А ты как? – будто спохватившись, спросила она в ответ.
– Да вроде тоже ничего, – сказал я и, немного замявшись, зачем-то добавил: – Спасибо. – Я Ямай, – продолжил я в попытках сгладить неловкость.
– Я Лапа, – ответила она.
Разговор пока явно не клеился, и я снова откинулся на спину, чтобы немного прийти в себя.
Тело требовало передышки, хотя разум подсказывал поскорее отсюда бежать.
Но я чувствовал, что существ рядом не было. От них исходила настолько сильная волна ужаса, что почувствовать ее можно было даже издалека, как, например, это было в тоннеле.
Я снова осторожно поднялся и осмотрелся.
Мы лежали у подножия огромной земляной насыпи, с самого верха которой мы упали. Видимо, при крушении поезда часть тоннелей обрушилась, в том числе и та стена, через которую мы спаслись из пещеры. В темноте за насыпью проглядывалась поверхность скалы, вершина которой уходила далеко вверх. Каменистый склон простирался в обе стороны от нас. Было видно, что он имеет округлую форму и его очертания скрываются за изгибом поворота метрах в трехстах от нас. Создавалось впечатление, что мы находимся на горном серпантине.
Я повернулся спиной к скале в ту сторону, где по земным меркам должен был находиться обрыв. Картина, которую я увидел, мало походила на какой-либо из земных пейзажей. Повсюду вокруг виднелись горные вершины разной высоты, которые будто вырастали из темноты. Мы, похоже, находились на одной из них.
В центре этих вершин возвышался горный пик огромных размеров, который излучал уже знакомое бирюзовое сияние, освещавшее все вокруг.
