– Это все не то, Макс. – Решетников тихо, сдержанно вздохнул. – Не то…
Глава вторая. О своём, о девичьем
Марина Лосева, сбегая по ступенькам последнего лестничного марша, чуть не наскочила на молодого человека в превосходном дорогом костюме и со вкусом подобранном галстуке. В руках он держал яркий полиэтиленовый пакет, который придерживал снизу, чтобы под тяжестью содержимого не оборвались ручки. Высокий, стройный, холеный незнакомец с тонкими чертами лица мог бы в свое время с успехом сойти за князя или графа, но, делая поправку на текущий момент, Марина зачислила красавчика в разряд „новых русских“.
Предполагаемый нувориш был близок к ее идеалу мужчины, но в его наружности что-то настораживало. Лишь потом девушка поняла, что виной тому глаза незнакомца. В них было что- то холодное, скользкое и безжизненное, как у замороженного окуня. От такого сравнения девушку передернуло. Все же молодой красавец на некоторое время отвлек Лосеву от мыслей о ссоре с Максимом Веригиным. Пройдя несколько метров по тротуару, Марина достала из сумочки сигареты, вовремя отобранные ею у своего приятеля. Остановившись, она закурила, выпустила несколько струек табачного дыма в тонкую щелочку между подкрашенными чувственными губами и прошествовала к станции метро „Площадь Ильича“.
На эскалаторе Марина крепко задумалась, куда же ей ехать. Домой ее не тянуло, шататься бесцельно по городу – не прельщало, слоняться по магазинам с пустым кошельком – удовольствие ниже среднего. И тогда она выбрала, как ей представилось, самый беспроигрышный вариант: навестить давнюю подругу Антонину Брускову, дочь друга отца. Их первое знакомство состоялось в далеком детстве, уж не вспомнить когда – память в раннем возрасте, как и в старости, отказывается фиксировать многие важные детали жизни. Дружба Марины и Антонины была явлением чрезвычайно редким в системе женских взаимоотношений.
Найдется немного представительниц прекрасной половины населения постсоветского государства, которая смогла бы сохранить к зрелому возрасту близкую ей по складу души и мировоззрению сверстницу. Ведь еще совсем девчонки начинают видеть в своих одноклассницах потенциальных соперниц в борьбе за благосклонные улыбки или хотя бы пустячные знаки внимания со стороны ребят из старших классов. Зарождающийся флер романтической любви толкает девочек на очищение пространства вокруг себя, дабы быть более заметной для юношей. В условиях подобной высокой конкуренции подруги перерождаются в соперниц.
С вытравленным напрочь жестокими и грубыми мужчинами матриархатом исчезло и понятие женской дружбы. Подобное словосочетание кажется нелепым и противоестественным. В наши дни дружба может быть только мужской. Лишь фронтовые подруги могут пронести до скончания своих лет единение опаленных войною сердец. На войне исчезает все наносное. Даже посвящение себя Богу не сближает монашек, а, наоборот, подвигает на индивидуальное, единоличное, выраженное в вознесении молитв посреди узкой кельи. Сестры во Христе никогда не становятся подругами, они так и остаются сестрами. Возможно, из-за этого в великом и могучем русском языке нет женского эквивалента слов „мужская дружба и братство“. Женская дружба – корявое, щиплющее язык выражение. Сестерство? Сестричество? Это уже совсем неуклюже. И если в английском языке для монашеской обители подобрали выражение Систерхуд, а для студенток выдумали название Сорорити – для нашей страны оставлен рудимент социалистического прошлого – „женский коллектив“.
