Японский ковчег - страница 5



– Еще бы как! – самодовольно погладил живот Мияма. – Вот сейчас пишу «Преступление и наказание».

– То есть? Разве оно еще не написано? По-моему, я даже читал когда-то. И переводов на японский, кажется, уже есть штук десять…

– Написано Федором Михайловичем, но у меня получится гораздо намного лучше. В таком легковатом стиле для наших молодых юношей. И с рисунками манга, конечно.

– Да? А как с копирайтом?

– Хорошо. Просто будут два автора – Достоевский и Мияма. И название немножко другое: по-японски получится не «Цуми то бацу»[3], как раньше, а «Мару то бацу»[4].

– То есть «крестики и нолики»?

– Ну, тут есть имплицитная коннотация: «за и против». Очень глубоко. Хочу эту книгу на премию продвинуть, но в Японии не дадут – Камата и другие разные будут мешаться. Может быть, в России получится? Вы похлопотаете, Рюмин-сан?

– Ну как не порадеть родному человечку!

– Это, кажется, цитата. Из Пушкина?

– Нет, э-э… из Некрасова. Мой любимый поэт.

– Очень замечательно, что у атташе по культуре такой вкус. Я всегда знал, что у вас в Министерстве культуры много интеллектных специалистов. Я тоже люблю Некрасова. Помните его иммортальное:

Выть на Волгу! Чей вой раздается
Над великою русской рекой?
Этот вой у нас песней зовется —
Вурдалаки идут с бичевой…

– Почему вурдалаки? Там, кажется, не так…

– Разве не вурдалаки? Может быть, я что-то немножко попутал. Я всегда считал, что вурдалаки – очень популярные герои русского фольклора. Вот они и воют от своей злой тоски. А поэт в этом символичном эпизоде показал всю трагедию беспроцветной русской жизни. Я его переведу!

– Переведете, переведете профессор. Без проблем переведете. Знаю, что вы много такого уже перевели. Ну ладно, а о чем еще говорят в научной среде? Неужели нет достойных внимания тем?

– Достойных есть. Одна.

– И какая же?

– Конец света, разумеемся.

– Конец света? Но мне казалось, что мы это уже проехали в 2012 году. Шесть лет прошло – и, вроде, ничего. Тогда все поговорили – и успокоились. Неужели опять?

– Не знаю, может быть, вы и проехали, а у нас в Японии о конце света всегда помнят. Такая геопозиция.

– Да-да, ясно: землетрясения, вулканы, цунами… Опять что-то ожидается?

– Ожидается, наверное. И не только у нас. У вас тоже. Но я детали воспроизвестировать не могу. Лучше посмотрите в интернете: уже в нескольких газетах недавно было интервью с авторитарным астрономом Ито Синтаро. Вы не читали? Наверное, уже и в вашей прессе есть материал.

– Нет, кажется, не читал… И что он нам обещает?

– Я же сказал: конец света. Сэкай сюмацу[5]. Это не секрет, у вас тоже уже должны знать, наверное. Какой-то новый астероид к нам летит, и вероятность коллизии очень высокая. Кажется, семьдесят пять процентов.

– Ничего себе! А мы тут сидим… И когда же этот астероид до нас доберется?

– Точно не помню. Может быть, через полгода или немножко раньше. В общем, время есть. Так что давайте закажем еще пива, если не возражаете.

– Не возражаю, – ошарашенно качнул головой Рюмин и подозвал официанта.

Когда два запотевших бокала перекочевали с подноса на стол, четко встав в серединку фирменных пластиковых костеров с контуром Роппонги-хиллз, Рюмин осторожно, словно боясь невольно навлечь словами катастрофу, продолжил разговор.

– А большой он, этот астероид?

– Как будто бы не очень. Даже, говорят, совсем маленький. Меньше километра в диаметре.

– Тогда, может быть, еще ничего? Переживем как-нибудь?