– Вот в том-то и дело! – подхватываю тотчас. – Вот и давайте. В поисках чуда…
– Знаешь, идите-ка вы вдвоем с Витей, – задумчиво подводит итог Сережа. – Потом нам с Толей расскажете. Давай, Витя, вперед…
Витя решился, наконец. И мы спускаемся по каменным ступенькам с набережной на пляж. Шурша галькой, подходим. Присаживаемся на корточки рядом.
– Девушки, а можно вас сфотографировать? Вы так хорошо смотритесь… – Это кидаю пробный камень я.
Она, звезда моя, лежавшая до сих пор, садится. Встряхивает волосами. Снимает темные очки. Большие карие глаза, точнее даже не карие, а темно-чайного цвета. Почему-то печальные. Фигура – само совершенство…
– Сфотографировать? А вы что, фотографы?
– Да нет, просто так. Вы нам нравитесь…
Таня. Из украинского города Макеевка.
И уже поют во мне трубы, и трепещет в ожидании сердце, и тотчас словно невидимые нити протягиваются…
Ну, в общем, познакомились мы довольно легко. Сговорились с двоими и вечером идем к нам на квартиру. Покупаем шампанское, виноград, конфеты. Сестра Рита садится с нами за стол. А потом мы с Витей провожаем девушек к ним домой – они здесь тоже «диким образом», снимают две комнаты на пятерых.
Перед самым их домом, перед прощанием, расходимся по парам.
– Давай посидим немного? – говорю Тане, и мы располагаемся на скамейке в зарослях крымских вишен.
Целуемся. Она прижимается ко мне высокой упругой грудью, и у меня перехватывает дыхание. Тело у нее действительно потрясающее, трепетное, талия тонкая… Она дышит неспокойно, явно взволнована, однако руки мои ниже пояса пока не пускает.
На скамейку, на нас падает свет от какого-то фонаря, изредка проходят мимо люди, шурша дорожной щебенкой, они могут нас видеть. Я выныриваю из сладкого знойного облака, поднимаю голову, оглядываюсь. Других скамеек рядом нет, но в нескольких шагах – укромная темень под вишнями. Я прошу Таню встать, хватаюсь за скамью – она, к счастью, не вкопана, – перетаскиваю в укрытие, в густую тень. Мы тотчас опять садимся, мгновенно сливаемся в поцелуе. Она вдруг перестает сдерживать мои руки. Одна из них тотчас же ныряет вниз, минует резинку трусиков, мягкие пружинки волос, достигает нежных, совершенно мокрых и скользких уже складочек… Таня вздрагивает и говорит:
– Только чтоб без последствий, ладно?
В волнении я не расслышал – не понимаю, переспрашиваю машинально:
– Что? Что ты сказала?
– Только чтоб без последствий. Хорошо?
– Да, конечно, конечно, – бормочу, поняв и волнуясь. – Ты ничего не бойся.
А она откидывается назад и вытягивается на скамье навзничь… Осторожно и бережно стаскиваю тонкие узкие трусики, быстро освобождаюсь от всего лишнего сам, ее ноги мягко и медленно раздвигаются, и словно измученный жаждой, истосковавшийся в безводной пустыне путник, я немедленно проникаю в прохладный и влажный, нежнейший источник. Не устаю удивляться: какое же это блаженство! Материнское уютное, укромное лоно… Мои руки охватывают роскошь ее ягодиц – кожа бархатная, упругая, – ее ноги обнимают меня, мои губы целуют шею и полные нежные груди, ловят соски, потом я поднимаюсь выше и впиваюсь в раскрытые влажные губы. А низ моего тела – словно в огне. И вихрь, конечно, подхватывает… И вот сейчас, сейчас будет ошеломляющая, огненная, блаженная вспышка… Но стоп! – я вдруг останавливаюсь. Она же просила! Нельзя. Мгновенно замираю, сжимаю и слегка встряхиваю ее. Она – поняла! Замирает тоже, хотя чувствую, ей нелегко замереть сейчас…
