И опять я сдержался, так и не довел себя до конца, до финала. А когда мы возвращались в поселок, глаза ее блестели в свете луны, а лицо, казалось мне, так и светилось.
…На другой день с утра мы плывем на теплоходе в Малореченское, дует прохладный сентябрьский ветер, Таня слегка замерзла. Но вот мы выходим на малолюдный пляж, идем вдоль берега к далеким диким камням. Она идет чуть впереди меня, грациозно балансируя – она опять в белом купальнике, том самом, – я не отвожу глаз от стройной этой фигурки, беззащитной и хрупкой среди камней, и сердце мое сжимается. Приближаемся к «дикому» пляжу, людей уже нет, только стаи чаек, которые спокойно сидят и лениво взлетают, когда она первая подходит к ним почти вплотную, и белые крылья птиц сочетаются с цветом ее купальника, а загорелая кожа ее почти сливается с цветом бурых прибрежных скал. Минуем несколько крошечных бухточек, и вот уже перед нами высокие отроги большой скалы. Чтобы идти дальше по берегу, нужно перелезать через нее, но нам это вовсе не нужно: мы в закрытой маленькой бухте, она распахнута лишь морю, а в шаге от берега, в морской воде – высокий большой плоский камень, словно парящая над морем площадка, словно плоское ложе, словно маленькая сцена над морем, под солнцем. Камень сух и прогрет, он как будто бы даже мягок, и мы располагаемся на нем, словно на чьей-то большой и теплой солоноватой ладони. И вот уже… почти сразу… не сговариваясь, понимая друг друга тотчас… Я думаю, что сверху, с неба, мы смотрелись как одна светлая живая жемчужина… в плоской створке серого камня… единый… плавно и гармонично пульсирующий сгусток… И ритм наших движений совпадал с ритмом движения волн, а ее ноги, может быть, временами напоминали распахнутые, трепещущие крылья чаек… Мы перестали быть сами по себе, мы растворились друг в друге и в этом бескрайнем пространстве моря, воздуха, солнца и легкого ветра, время исчезло, нас поглотила вечность… Мы любили… любили… любили…
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел…
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печалей и слез…
И звук этой песни в душе молодой
Остался. Без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна.
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни Земли.
Это одно из самых моих любимых стихотворений Лермонтова – чудесная музыка слов! И я… на том камне… вспомнил, думаю… ту самую песню… Она звучала для нас с Таней здесь, на земле… И не в первый раз…
– Надо же, – сказала она чуть позже, когда мы вернулись в реальность и в солнечной благодати решили отметить наш праздник фруктами и вином. – Надо же, оказывается, нужно было приехать сюда, в Крым, во Фрунзенское, с тобой познакомиться, приплыть в Малореченское, найти эту бухту и камень, чтобы… Никогда такого не было у меня, никогда. Я думала, что я… Фригидная, так это называется, да? Я ведь в первый раз в жизни… Как это? Оргазм, да? Никогда не было. В первый раз, представляешь. Я на самом деле как будто летела, на самом деле…
Конечно же, я опять был горд, чрезвычайно горд, разумеется. Тем более, что… Да, опять удалось сдержаться! Потому что… хватило всего остального, потому что мой восторг длился на всем протяжении!… Да и зачем? Мы ведь не собирались производить потомство. А божественная разрядка была все время… все время… синхронно с ней и с умиротворяющим, могучим движением волн…
А на другой день мы опять направились в горы…
