Ярость Звездного Волка - страница 16

В инверс-очках мигнуло раз, другой. затем молочный туман неторопливо рассеялся. Ахав, затаив дыхание, вновь окинул взглядом берег и облегченно вздохнул. Все было, слава богу, на привычном месте: рыбацкие шхуны с обвисшими парусами, илистый берег, заваленный гниющими водорослями и белыми створками раковин, ветхий дощатый причал… Только на периферии изображение продолжало дрожать, и там порой проглядывал иной, истинный вид острова. Ладно, ничего страшного – ему, Ахаву, не впервые вести «Геллу» в таких условиях…

Шхуна внезапно дрогнула, качнулась, за бортом послышалось булькание, шорох, журчание – начался прилив. Ахав, опираясь на медную ручку двери рубки, закряхтел и поднялся на ноги. И сразу же он увидел необъятные просторы морекосма, подсвеченные косыми розовыми лучами восходящего солнца. Он чем-то напоминал земной океан, где Ахав провел свою юность, но был несравненно величественнее и загадочнее. Невидимые глазу космические течения, омывающие астероид, преображались инверс-очками в безграничный простор с огромными кипящими водоворотами, многометровыми волнами и пенными гребнями, похожими на заснеженные горные хребты. Но самым величественным зрелищем были Кольцевые валы. То там, то здесь на ровных, покрытых рябью участках, неожиданно вздымались округлые волны диаметром в две или три лиги и стремительно сходились к центру, подымаясь высоко к звездам. Когда валы, наконец, схлестывались, раздавался оглушительный гром – и среди бушующих волн вставала остроконечная водяная гора, обвитая серпантином густых пенных хлопьев. Мгновение дрожащий водяной столб сохранял эту немыслимую форму – и вдруг начинал оседать, распадаясь на сотни стремительных потоков, так что вскоре от Кольцевого вала оставался лишь пенный гребень длиной в несколько лиг.

Ахав окончил только церковноприходскую школу и потому смутно разбирался в том, какое космическое явление происходило в действительности в таких случаях. Кажется, ледяную пустоту вдруг пронизывал блуждающий поток альфа-частиц, смертельно опасный для любого космолета кроме, разве что, бронированных крейсеров. Такой кратковременный луч было непросто обнаружить в космосе с помощью даже самых совершенных астронавигационных компьютеров, недоступных простым рыбакам – а инверс-очки превращали его в наглядный и впечатляющий образ «Кольцевого вала». Любой моряк, даже зеленый новичок, немедленно свернул бы в сторону, увидев впереди по курсу округлое пятно мертвой зяби. Ветераны же вроде него, Ахава, угадывали приближающийся катаклизм по множеству только им известных примет: характерному куполообразному облаку тумана, крикам альбатросов, ожидающих легкую добычу за сотню метров от эпицентра Кольцевого вала, по легкому искривлению линии горизонта… И таких потрясающих воображение катаклизмов в морекосме было множество – по сравнению с ними самые страшные океанские тайфуны на Земле казались лишь бурей в стакане воды. А ведь глубины межзвездного пространства были полны еще и опасными чудовищами! И среди них – исчадие ада, Белый кит, посланный всевышним, дабы обуздать гордыню человека, оставившего навсегда лоно родной планеты…

– Что с тобой, отец – ты себя плохо чувствуешь? – неожиданно рядом прозвучал встревоженный девичий голос.

Ахав нахмурился. На палубу судна спрыгнули его дети, Ольма и Илия. Также как и отец, они были одеты в теплые, на меховой подкладке комбинезоны, испещренные застежками-молниями: в бурном морекосме карманы для рыбака – самое надежное хранилище для мелких инструментов. На ногах у ребят были отличные унты с подошвами из кожи морских рошей – их многочисленные присоски надежно удерживали моряков на скользкой от соленых брызг палубе. За плечами Илии висел большой, не по его худенькой фигуре рюкзак, а рослая Ольма сгибалась под тяжестью сумки, набитой, судя по всему, вяленым мясом. Старик залюбовался дочерью – к счастью, она пошла не в него, а унаследовала от покойной матери горделивую осанку, крепкие округлые бедра, длинные стройные ноги – ни дать, ни взять – синьора из Замка! И личико у нее премилое – круглое, как луна, с небольшим курносым носиком, чудной ямочкой на подбородке и серыми детскими глазами, всегда очень серьезными и в то же время удивленными. Короткие, по-рыбацки горшком стриженные волосы (а то, не дай бог, запутаются от ветра в сетях при спуске невода!) придавали Ольме задорный мальчишеский вид. Словом, по их деревенским понятиям – красавица, кровь с молоком. И хотя девчонке всего пятнадцать, вокруг нее уже вьются здоровенные сыновья старого Макса и даже Рол, зять самого старосты, не прочь зайти, якобы мимоходом, во двор и поболтать с Ольмой, вводя ее в краску своими красноречивыми взглядами.