– Тушь у меня всегда с собой, а все остальное…Там, у Владьки, на полочке коробочка лежит такая малюсенькая с такими очаровательными тенями, вот только мажутся они не очень… старые наверно, но цвет какой!
– Лизка, ты, ходячее недоразумение! Коробочка… маленькая… написано на ней не по-нашенски… буковки иероглифами?
– Ну,… японские наверно, их косметика сейчас вообще супер!
– Улет! – я покачала головой, силясь понять, как искомая коробка, которую я потеряла пару лет назад вдруг оказалась в ванной.
Жизнь, кажется, становилась интересней с каждою минутой.
– Лайза… Вот ты дубинушка! – я подперла ладонью щеку и с интересом поглядела на нее. – Это ж краски мои. Импортные, между прочим! Масляные краски, дурилка ты картонная! Как ты их теперь смывать то будешь? Ацетоном?
Лизка брякнулась на пол в глубокий обморок. Припадочная! Предупредила хотя бы что ли… Мы же не злые, подстелили… да вот, тряпку половую… чтобы не больно было падать.
– Девоньки… – заголосила Машка, а что ж делать то?
Ацетона не нашлось. А жаль… Пробовали мыть с мылом, стирать тряпочкой и ластиком… Я, придавив коленом трепыхающиеся в тщетной попытке освободиться тело, жестоко терла Лизкино лицо. Машка побежала искать жидкость для снятия лака, пока я держала нашу мученицу в ванной в надежде отмыть… все зря!
– А…ходи так! Так даже ничего…зелененькая…
Вот удивительное дело… Вся красная, зареванная Лизка, мокрая, как русалка, с выпученными голубыми глазюками на ядовито зеленом фоне… (надо ж было выбрать именно зелененькую краску), смотрелась очень даже ничего… А краска, которая в бытность моего стремления стать модным художником (был у меня такой период в жизни) опадала с мольберта, как осенняя листва, въелась намертво! И как вообще эти злополучные краски в ванной оказались? Во всем конечно переезд виноват. Когда мы, с моими баулами, типа «мечта оккупанта», зашли в дом, оказалось что места для них, в принципе, нет. Так что бросить пришлось все, где попало. Дааа… Как бы в Лизкины дотошные ручонки чего другого не попало… Может у меня в туалете лодка подводная обнаружится?
Мы молча пили уже остывший кофе. Лизка горестно вздыхала и через каждые пять минут бегала смотреться в зеркало, огромное доисторическое зеркало, занимавшее практически всю стену моей однокомнатной малогабаритки.
– Лизка, кончай ты эту беготню, я от сквозняков простужаюсь.
Быстрый взгляд облил меня презреньем с головы до ног. Но тот час было все забыто, и хрупкие ручки привычно изобразили щенячий восторг.
– Ой, девочки, от этого зеркала оторопь берет! Прикиньте, подхожу я к нему поближе, нагибаюсь…
– А от туда рука… как в дешевом фильме ужасов… «Иди сюда, моя сладенькая блондиночка…»… Аааа…. Аааа…
Машка вытянула вперед руки и нарезала по кухне пару кругов, свесив на бок язык и шевеля бровями на перекошенном лице.
– Ага, Лизок, ты уж, где попало, не нагибалась бы… – подмигнула я довольной Машке.
Лизка вообще частенько давала нам повод поглумиться. Беззлобно конечно. Исключительно от большой любви к сарказму.
– Хахаха…
– Фи… Дурочки, какие! – Лизка, зачем-то продефилировала к плите и сняла крышечку со стоящего на огне чайника. Задумчиво посмотрела на зарождающиеся в его недрах пузырьки и прикусила нижнюю губу. У нее это обозначало высшую степень озадаченности. – Надо же… Может быть, мне все же показалось? Надо проверить! Да, да, да!
Мы с Машкой ухмыльнулись, переглянувшись.
