Языческий лорд - страница 14

– Но он не может гореть так долго, – продолжил Осферт озадаченно. – Когда мы уезжали, пожар почти потух.

– Да и дождь лил с тех пор, – добавил мой сын.

Мне подумалось на миг, что жгут стерню, но то была глупость. До сбора урожая еще долго. Я заработал пятками, подгоняя жеребца. Могучие копыта чавкали по залитым водой колеям, а я колотил коня по бокам, переводя в галоп. Этельстан на своей более легкой и быстрой лошади вырвался вперед.

– Он упрям, – проворчал Осферт.

– Ему положено, – ответил я.

Незаконнорожденному сыну приходится с боем прокладывать себе путь по жизни. Осферту это известно. Как и Осферт, Этельстан – сын короля, но не сын жены Эдуарда, а это делает его опасным для ее семьи. Ему следует быть упорным.

Мы находились теперь на моей земле, и я погнал напрямик через напитавшееся влагой пастбище к потоку, служащему для полива.

– Нет! – вырвалось у меня в отчаянии, потому как горела мельница.

Это была водяная мельница, которую я построил, и теперь ее пожирало пламя, а рядом, приплясывая, как демоны, крутились люди в черных балахонах. Этельстан, вырвавшийся далеко вперед, вздыбил лошадь, чтобы заглянуть за мельницу, туда, где горели остальные здания. Все, что не спалили воины Кнута Ранулфсона, теперь полыхало: амбар, конюшни, коровник – все. И везде, особенно черные на фоне огня, мельтешили люди.

Тут были мужчины и женщины. Людей было много, несколько десятков. Имелись и дети, которые возбужденно бегали вокруг ревущего пламени. Когда прогоревший конек крыши амбара обрушился, взметнув в темнеющее небо сноп искр, раздались ликующие крики. В сполохах я различил яркие флаги в руках у обладателей черных балахонов.

– Попы, – сказал мой сын.

Теперь я слышал пение. Ударив в бока коня, я махнул дружинникам и галопом помчался по сырому лугу к месту, бывшему моим домом. Приближаясь, я заметил, что черные балахоны сбились в кучу, блеснуло оружие. Тут собралось несколько сотен крестьян. Они глумились, вопили, а поверх голов торчали копья, мотыги, топоры и серпы. Щитов я не видел. Это был фирд, собрание селян, защищающих свои земли. Этим людям полагалось в случае нашествия данов оборонять бурги, а они расположились в моих владениях и выкрикивали оскорбления.

Мужчина в белом плаще и на белой лошади проехал сквозь толпу. Призывая к спокойствию, он вскинул руку, а когда это не помогло, развернул коня и закричал на обозленных крестьян. Я слышал голос, но не разбирал слов. Утихомирив людей, человек в белом смотрел на них несколько мгновений, потом снова развернул лошадь и поскакал ко мне. Я остановился. Воины образовали линию по обе стороны от меня. Я вглядывался в толпу, выискивая знакомые лица, и не находил. У моих соседей, похоже, кишка оказалась тонка для поджога.

Всадник натянул поводья в нескольких шагах от меня. Это был священник. Под белым плащом скрывалась ряса, на темной ткани поблескивало серебряное распятие. Длинное лицо, резкие черты, подчеркнутые глубокими тенями, широкий рот, нос крючком, мрачные глаза, прячущиеся под густыми черными бровями.

– Я – епископ Вульфхерд, – провозгласил поп. Взгляд его встретился с моим, и за вызовом я угадал страх. – Вульфхерд Херефордский. – Сказано это было так, словно название диоцеза добавляло ему достоинства.

– Мне приходилось слышать о Херефорде, – сказал я.

То был городок на границе между Мерсией и Уэльсом – меньше нынешнего Глевекестра. По какой-то причине, известной только христианам, этот городишко удостоился епископа, тогда как многие другие, более крупные, нет. Слышал я и о Вульфхерде. Один из жадных до власти священников, нашептывающих королю в ухо. Вульфхерд мог быть епископом Херефорда, но отирался в Глевекестре, играя роль щенка Этельреда.