Європа - страница 26



Игорь и сам стал раздавать визитки. Первую, правда, почему-то подписал Чижовым.

«Возьми в терминале, – сказал Олейников. – Если закончились, можно попросить на инфо, или по отделам помародёрствовать. А если нет нигде – звони Халину». Себе Саша заказывал визитки в каком-то агентстве – один в один как «общие», только с фамилией-именем и номером мобильного. «Помногу не таскай в кармане. Быстро затираются, стыдно потом клиентам давать».


(How do you do!)

У Сохацкого была привычка смотреть куда угодно, только не на собеседника. Рассказывал, например, кому-нибудь о морозилке, а сам косился то в сторону склада – на большую серую дверь, то на Чижова и Ждана, стоявших возле стиралок.

– Что у тебя, Костян, сегодня? – спросил Сохацкий, отвернувшись к холодильникам.

– Около двадцатки или чуть больше.

– Ого, – Юра решил всё-таки взглянуть на Чижова, затем на Ждана. – Ну да, вы же в четыре руки бомбите… Пойду узнаю, может хоть кредиты закрылись.

Игорь так и не понял, что означает этот блуждающий взгляд Сохацкого: комплексы? принебрежение? «на своей волне»? всё сразу? что-то ещё?

«У меня двадцатка без „стажёрских“», – крикнул Костя вдогонку.

– Не удивляйся, – сказал он Ждану, – если кто-то вот так спрашивает, сколько ты наторговал. Это нормально. Ты и сам спрашивай. Помогает понять – день плохой или с тобой что-то не так.


…переодеваясь, Игорь почувствовал, что устал даже сильнее, чем в первый день. И всё-таки по-другому – как после походов или вылазок на природу: «еле ползу», но «было классно». Всю дорогу – до остановки, в маршрутке, от остановки – он умножал свой выторг на обещанный процент – сперва в уме, потом на телефонном калькуляторе – радуясь каждый раз результату. А дома сразу же лёг спать – без ужина и без чая (благо, не нужно смывать с рук крем от комаров, высыпать песок из кроссовок, развешивать пропахшую костром одежду на балконе, замачивать котелок и миски).


В стандартах покупателей делили на четыре группы: альфа, бета, гамма и дельта.


Новичок словно саженец – опустили в ямку, засыпали торфом и перегноем, полили водой. привязали к колышку. «Приживётся?» – спрашивает кто-то. «Не приживётся?» – переспрашивает кто-то ещё… Если прижился, то будет расти – ветви потянутся вверх, к небу, солнцу, отталкивая, если придётся, другие ветки, других деревьев. Всё просто – там наверху завтра, то самое – желания и перспективы: продажи, выполненный план, премии, кем-видите-себя-через-год… Будут расти и корни, на ощупь, вслепую – куда-то вглубь, во вчера, переплетаясь с другими корнями – всё сильнее и сильнее привязывая новичка к земле, делая его сопричасным здешним мифам; такое дерево уже не вырвешь руками – вдруг чего, понадобятся топор и лопата, а то и бензин со спичками.

Что-то в прошлом – просто истории, послушали и забыли. «Работала тут прома, – смеялся Малик, – наша нежная королева снежная, вечно стряхивала перхоть с воротника». Что-то отбрасывало тень; как в песне: «вчерашний день оставил мне» – Олейников рассказывал про разбитые Чижовым полки в холодильнике, с которыми тот («друг, блин, Халина») подставил Сашу («вычли, прикинь, из зэ-пэ»); Костя же говорил, что во-первых, надо нормально ставить полки обратно, если зачем-то их снимал; а во-вторых, бабло за такое не удерживают («легко тот холод продался, всего с двухпроцентной скидкой»). Были и совсем тёмные истории…