Йомсвикинг - страница 25

Я с трудом поднялся на ноги, держа в руках кошелек. Пиво по-прежнему плескалось у меня в животе, ноги заплетались и будто тащились за мной следом, когда я ковылял прочь из длинного дома. У двери я увидел ведуна. Он лежал головой к стене, на груди расползлось пятно рвоты. На усах и костяшках рук запеклась кровь.

Во дворе, у жертвенного камня, хлопотали женщины, разделывая тушу коня. Я спросил у них, не видели ли они молодого человека накануне вечером. Они не поняли, о чем я. В усадьбе много молодых людей, сказали они.

Я отыскал свои лыжи и палку. С кошельком в одной руке и палкой в другой, я заскользил между деревьев и вскоре наткнулся на две линии в снегу – мои следы, ведущие к торжищу.

Я объехал двор хёвдинга по широкой дуге, не нашел ни одного следа, и остановился в лесу. Действительно ли я видел Бьёрна тем вечером или то был пьяный бред? Он указывал на запад. А может, меч его был обращен к небу? Ждет ли он меня там, на западе, или стал уже одним из эйнхериев Одина или Фрейи? Я чувствовал тяжесть серебра в руке, в лицо дул холодный ветер. Он пах солью, он дул с моря. С этим серебром я мог бы купить себе место на корабле. А может, я мог бы даже купить собственный корабль. Всего несколько дней пути отсюда, и я приду туда, где никто не знает меня. Если мне удастся избавиться от рабского ошейника, если я найду место, где гавань не скована льдом, я смогу уплыть прочь отсюда, и никто никогда не узнает, что со мной сталось.

Начинался снегопад. Я обернулся. Все мужчины в усадьбе хёвдинга спали или мучились от похмелья.

Я повернул лыжи и пошел туда, где, как мне казалось, был запад. Вскоре усадьба за спиной скрылась из виду, склонившиеся под снегом ветви елей заглушали все звуки. Я вновь остановился. Снег все падал. Вскоре мои следы совсем пропадут. Если я только продолжу свой путь, усадьба хёвдинга и торжище исчезнут, будто их никогда и не было, а время моего рабства останется лишь дурным воспоминанием.

Я углубился в лес еще на одну длину полета стрелы. Потом остановился и оглянулся. Я будто увидел, как ко мне между елей приближается Свейн верхом на лошади. Он вытащил меч из ножен, издал устрашающий клич, я попытался умчаться на лыжах, но за спиной раздавался стук копыт, и вот я ощутил удар в спину и увидел, как лезвие вышло из груди. Он насадил меня на свой меч как цыпленка на вертел.

Я едва успел расстегнуть пояс. Стоял и поливал снег перед собой, а в голове крепло понимание того, что я слишком труслив, чтобы стать свободным. Для таких, как я, не нужны цепи. Я вернусь в рабство, так как боюсь поступить иначе.

Я вернулся на торжище и отдал Хальвдану кошелек. Он по-прежнему хрипел и кашлял на своей лежанке и едва взглянул на меня, когда я вошел, но оживился, получив в руки серебро. Выпутался из шкур, высыпал на стол серебро из мешочка и начал раскладывать кусочки серебра и монеты. Одновременно он тщательно рассматривал каждый кусочек и каждую монетку. Некоторые из них он узнавал, показывал мне и бормотал, что это его собственные деньги, он заработал их честным трудом, но сыновья Харальда пришли и забрали их как подать. А платим-то ни за что, – добавил он с горечью, пробурчав, что Харальд Рыжий хуже клопа высасывает кровь из людей. Может, херсир когда-то и заслуживал податей, когда вдоль побережья ходили разбойники, но уж точно не теперь. Теперь он просто сидит в своих палатах, жирный и жадный.