С той поры, как Лихослав Осипович намекнул Ваське на её необычность, она просто бредит тайной своего происхождения. Попыталась снова расспросить свою бабушку Наталью Петровну про родителей, но та повторяет всё то же, что и прежде. А когда Василиса осторожно предположила, что она ей не родная, бабка даже обиделась, внучке ещё и извиняться пришлось. Кстати, когда я впервые увидела Наталью Петровну, сразу заметила, насколько они с Васькой разные. Не зря же старик сказал, что она подкидыш. Похоже, не соврал. Ради чего ему нас обманывать? Видимо, Васькина бабушка и впрямь не знает об этом.
– Йошка, а ты не могла бы поговорить с Агнессой Дорофеевной? – умоляюще смотрит на меня подруга. – Вдруг она что-то знает?
А ведь и правда! Как это мне раньше в голову не приходило? Раз бабуля позволила Ваське гостить на нашем хуторе, значит, уже знала или чувствовала, что моя подруга вовсе не простая девочка. И я обещаю Василисе обязательно расспросить бабушку.
– Хорошо тебе, – печально говорит Васька, – ты с детства знаешь, кто ты такая. А мне и спросить не у кого. Но ведь хочется знать, что же во мне таится: добро или зло.
– А давай проведём эксперимент! – предлагаю я.
– Давай! – соглашается Василиса. – А какой?
– Ты выбираешь себе объект и воздействуешь на него.
– Ты имеешь в виду кого-то из прохожих? – уточняет подруга.
– Конечно!
– А как воздействовать?
– Как хочешь! – поясняю я. – Заставь его огорчаться или радоваться, причини боль, вынуди действовать против его воли, пусть он выполняет то, чего хочешь ты.
– Сейчас попробую, – соглашается Василиса, – это даже интересно.
– Вон, видишь: два пацана возле тополя смеются, заставь их, например, залезть на дерево.
Подруга кивает, готовая действовать, но в это время мимо мчится парнишка на самокате. Он на скорости влетает в лужу и окатывает нас обеих грязной жижей. Мы застываем в оцепенении и смотрим ему вслед. Вдруг самокат резко поднимает заднее колесо, переворачивается в воздухе, и парень носом плюхается на мостовую, а самокат накрывает его сверху.
– Это твоя работа? – догадываюсь я и смотрю на Ваську, стряхивая с куртки грязные брызги.
– Наверное, – задумчиво говорит она, – он меня сильно разозлил.
Парень тем временем поднимается, размазывая по лицу грязь и слёзы.
– Чего ревёшь? – сердито спрашиваю я. – Всё по справедливости. Зачем окатил нас грязью? Нарочно? Мог ведь объехать лужу! Вот и получил по заслугам!
– Мне больно! – хнычет парнишка, держась правой рукой за локоть левой.
Васька помогает ему поднять самокат.
– Идти можешь? – всё так же сердито спрашиваю я, и он кивает в ответ.
– Иди домой, – говорит Василиса, передавая парню самокат, – пусть тебя родители врачу покажут. Да не гоняй больше по дороге. Хорошо ещё, что машин не было, а могло бы быть и хуже.
Парень прихрамывая, шагает в обратном направлении, а мы, обтерев друг другу лица влажными салфетками, продолжаем свой путь домой.
– Ну что? – спрашиваю я. – Получила удовольствие от мести?
– Не знаю, – печально говорит Васька. – Мне жаль беднягу. А ты жалеешь своих врагов, когда наказываешь их?
– Смотря кого, – подумав, отвечаю я. – Кикимору, например, мне не жаль.
– Кикимору и я не пожалела бы! – подхватывает подруга.– А Заковыркину ты жалела? А Гордееву?
Я пожимаю плечами, мне трудно сейчас сказать, что я ощущала, соперничая с заносчивыми одноклассницами. Они обе получали от меня за конкретные гадкие поступки. Конечно, я тогда была довольна.
