– Клушке парашюта не надо, – вздохнула стюардесса.
– Муж попросил привезти всех, скучает, год на заработках.
– А как вы успели шестерых, годами не видитесь.
– Седьмой раз лечу к нему.
– Седьмого ребенка может и не быть?
– Будет, мы, Ибрагимовы, как кролики.
– Дай Бог.
В конце салона постоянно прикладывался к плоской бутылочке бородатый священник.
– Боюсь высоты. Ты уж прости, дочь моя. Так и кажется, проваливаемся в преисподнюю. Чресла сдавило.
– Вам то чего бояться, батюшка, если, – стюардесса перекрестилась, – случится катастрофа: в рай попадете.
– Я уж лучше на Земле, и матушка, – он запел, – ждет меня домой, ждет – печалится. Я до церкви запевалой в хоре был, и мирские песни люблю. Думаю, Бог не обидится, если мы с тобой причастимся, ведь мы не на Земле – в эфире.
– Все на Земле будем: и божьи люди, и миряне.
– Смотри, дочь моя, на уровень коньяка в бутылке, меняется он.
– Родной мой поп, – бросилась ему на шею стюардесса. – Будем жить!
Как я выбился в середняки
Все меня спрашивают, как я, мусульманин, торгуя свининой, в середняки выбился. Овечек мало стало, а коров лет десять доить надо, только потом – на мясо. Какое это мясо – говядина какая-то.
Перекрестился я, бог один – вера разный, начал разводить свиней. У коров – один теленок, у свиньи – двадцать. Самый спелый отрасль.
Сначала жене надел намордник, чтобы в свинарник зашла. Потом уговорил родственников – Ахмеда с Махмудом. Пригласил с гор Али-Бабу с разбойниками. Выгоднее, мол, чем резать неверных, и своя голова без папахи не останется.
Вторая жена у меня русская. Ибрагим, говорит она, сделай так, чтобы мусульмане ели свинину. Пьют они давно, как свиньи, особенно твои Ахмед с Махмудом. Прибыль удвоишь.
Начал с лекции «Почему французы едят жаб, а китайцы все, что движется?» Удивились: это ж надо – жаб. Свинья против жабы – молодой барашек. Попробовали, и, Аллах Акбар, затрещали щеки от сала и шашлыка. Больше стало денег, и я третью жену взял – тоже русскую. Строгая. Сам побаиваюсь ее. Предложила способ борьбы с пьянством, от которого у меня сначала волос дыбом встал. Надо, говорит, пьяниц к свиньям в клетки сажать – от коньяка отказываться будут.
Для пробы, затолкал к свиноматке Ахмеда и Махмуда. Им так понравилось у нее – не хотят выходить. Жена сразу внесла поправку: перевести их к борову-производителю.
Теперь на ферме пьют только кумыс, приготовленный из молока свиноматок. Некоторые похрюкивать стали, зато голова всегда ясная.
Ученики курили сигареты, не реагируя на появившегося во дворе директора школы и его постоянного спутника заведующего хозяйством.
– Даже не прячетесь?
– Стараемся быть честными во всем. Сами учили: лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
– А почему не на уроке? Вот ты, Коля.
– Устал держать на коленях стол и вытянул ноги.
– И что? Я сам часто сижу с вытянутыми ногами. Не раз отдавливали их.
– Так в Журавле рост два метра, и он разбил банку с молоком, за которым Марфа Ивановна простояла все утро, – объяснил друг Леха.
– А я недоумевал, откуда у русачки такая фамилия – Молочко? Алексей, ты редкий гость в школе: чаще на соревнованиях. Тебя-то кто выпроводил?
Вера Григорьевна. Прекрати, говорит, подмигивать Катьке, а у меня нервный тик, после того как пропустил прямой удар. Посочувствовала бы, у самой фамилия – Мигайло.
– Может быть, решила, что напоминаешь об этом. Ты как очутилась здесь, Мария?
