– Пострадавшего – в лазарет, – тоном, не терпящим возражений, приказал он. Повернувшись к строю, он как ни в чем не бывало продолжил:
– Повышенный уровень угрозы, повторяю для самых умственно отсталых. Вас скоро на пласты кромсать примутся, а вы все о правах и свободах пищите!.. Вам ясно дали понять, что нам здесь не рады. Мы не знаем ни количества противников, ни их возможностей. Даже как они выглядят – и то не имеем понятия. Очухайтесь, наконец! Хватит уже, – Юрий покачал смартфоном, – херней маяться.
Впрочем, должного эффекта речь Прапора на молодежь не произвела. Макс тащил ведро с тяжелыми, набухшими семенами для посадки, а впереди топали помощники-геймеры, громко возмущаясь диктаторскими замашками тупоголового Прапора и устроенному им беспределу.
– Вот мы потихоньку и обустраиваемся, – невпопад заметил Маф, скользя взглядом по составу. – Уже и столовая есть, – он махнул рукой на вагон-ресторан, – и оранжерея, и госпиталь даже образовался… – смущенный паренек, которого недавно боднул винторог, осторожно вылазил из тамбура, припадая на правую ногу. Вокруг паренька хлопотали сердобольные бабульки.
– В жопу раненый джигит далеко не убежит! – крикнули ему пробегающие мимо ребята, торопясь на помощь строителям.
– Древосок и вправду помог! – крикнула Максу обрадованная Лидия Петровна. – Отпоили Сереженьку, вот он уже и на ноги встал!
– Значит, эксперимент над болезным можно признать удачным… – хмыкнул Макс. – Ну, надеюсь, и второй эксперимент удастся. – Старик вопросительно приподнял бровь, и Максим пояснил. – Я семена для посадки замочил в растворе воды с древосоком. Как стимулятор роста. Думаю, хуже не будет.
– Посмотрим, Максимка, посмотрим, – Маф замялся. – Максим… Я тебя попросить хотел…
– Я весь внимание, Семен Михайлович.
– Хочу пшеницу и рожь твою первородную посеять. Сам, своими руками. Вижу, она уже наклюнулась. Ты ее как-то по-особому сажать собирался, по-научному? Как там его – по-пермакультурному? Или по старинке, вразброс?
– Вразброс. Погуще только.
– Вот. Доверишь старику? У меня есть опыт, ты не думай.
– Конечно, доверю. Кому доверять, как не вам?
Старик покачал головой, пожевал губами.
– Я ж каждый день помереть могу, Максимка. Старый уже… А так, по осени зерно соберете, будете хлебушек кушать – глядишь, и меня вспомните.
– Да куда вам помирать, Семен Михайлович, типун на язык. С местной-то экологией! Вы когда лопатой машете – даже мне не угнаться. Мы с вами, Семен Михайлович, еще деревья вместе сажать будем. Скоро бабульки мои отчитаются, что за семена удалось надыбать. Вон там, у подножия холма, в затишке, в разреженной тени школку для сеянцев устроим.
– Деревья – это хорошо. Это всегда хорошо, – улыбчивый дедок зажмурился. – У нас за домом дуб рос. В детстве. Огроменный! Нашим гигантам, правда, – старик приоткрыл глаз и глянул на холм. – Даже во внучата не годится. Но тоже немаленький. После войны голод такой стоял, что… Помню, есть хотелось постоянно. Так дуб всех нас спас. Желудей в один год было столько – весь подвал забили. Матушка и лепешки пекла, и кисель делала, и суп варила, и кашу. Так что, почитай, дуб меня в свое время и спас.
В молчании они подошли к полю. Первая грядка, обложенная по краям диким камнем, была закончена и готова к посадке. Макс, как и обещал, вручил старику ведро с пшеницей и отобрал для него нескольких помощников. Семен Михайлович разулся, подставил лицо солнцу, помолился, обмахивая себя крестным знамением. Пересыпал зерно в ведерко поменьше и двинулся по гряде, разбрасывая перед собой семена. Губы старика шептали что-то, босые ступни отпечатывались на черной взрыхленной меже. За ним следом двое юнцов катили тяжелый обрубок бревна, прикатывая землю и закрывая семена. На уплотненную почву остальные помощники раскладывали побуревшую прошлогоднюю листву. Можно было обойтись и без мульчи, но Макс решил все сделать правильно.
