Юность крейсера - страница 21
– Лиза, ay! Ay, Лиза! – послышались вдруг где-то за спиной девичьи голоса.
– Елизавета Александровна, отзовитесь! – вторили им мужские.
– Давай убежим от них, – предложил Каневской.
– Ну что вы, Алексей Петрович, неудобно. Они будут волноваться и искать.
И Лиза отозвалась:
– Ау! Мы сейчас идем!
Девушка отстранилась от Каневского и пошла на зов голосов. Они вышли к костру, разожженному молодежью. На них смотрели во все глаза, словно они сделали за свою отлучку что-то предосудительное. Прислонившись к яблоне, Елизавета в задумчивости наблюдала, как гимназисты прыгают через костер. Но девушку больше не веселила эта забава. Она и вправду повзрослела за прошедший вечер. Ее губы все еще горели от первых в жизни поцелуев, а на плечах висел накинутый китель мичмана.
– Извините, Елизавета Александровна, но мне пора уезжать. Моя маменька устала и хочет спать, – начал раскланиваться Алексей.
– Может, вы останетесь до утра? Мы отвели бы вам и Наталье Федоровне комнату.
– Спасибо за приглашение, но мне хочется провести ночь в родительском доме.
Лиза сняла с плеч китель и протянула Каневскому:
– Заезжайте к нам еще по-соседски, без приглашения, в любое время.
– Дня и ночи? – вводя девушку в замешательство своей лучезарной улыбкой, сыронизировал Алексей. – Спокойной ночи, Лизонька. До свидания.
Всю обратную дорогу домой мать все пыталась узнать у Алексея, понравилась ли ему Лиза. Но сын на все ее вопросы отвечал односложно: да, нет, не знаю. Он был явно нерасположен к разговору. И Наталья Федоровна, подумав, что утро вечера мудренее, перестала приставать к сыну с вопросами.
Уже лежа на мягкой кровати, Каневской, засыпая, думал: «А может, взять, да и жениться, как советует матушка. Обаблюсь, заведу кучу детишек, служить пристроюсь в порту или береговом экипаже, – но мичман, перевернувшись на другой бок, тут же отверг эту мысль. – Нет, я не достоин такой скучной и обыденной жизни! Разве об этом я мечтал с детских лет? Разве не грезились мне на этой кровати дальние страны, неоткрытые острова и ширь океана? Разве не я еще три дня назад клялся в любви Леночке Клод?»
Глаза Алексея слипались, и в дремоте ему показалось, что его душа, выскользнув из тела, полетела над рельсами железной дороги в Петербург. Замелькали фонарные столбы, дома со светящимися окнами. Вот промелькнул Невский проспект, а вот и дом Клодов, второй этаж. Алексею кажется, что он, бесплотный, проникает через замочную скважину, беззвучно ступая, идет к спальне и садится у изголовья Елены Васильевны. Лунный свет озаряет прекрасное женское лицо, и он, нагнувшись к ее уху, шепчет:
– Мы с тобой связаны вместе канатами и якорными цепями, мы теперь – одно целое. Ты, Леночка, уже не сможешь жить без меня, ты будешь думать только обо мне. Отныне весь смысл твоей жизни заключается в том, чтобы увидеть меня.
Дух мичмана приложился устами к губам женщины и, воспарив над землей, полетел обратно к телу, лежащему на кровати в барском доме, в деревне Ваньково.
Проснулся Алексей поздно – жаркое летнее солнце уже успело нагреть воздух и высушить росу.
За завтраком Наталья Федоровна как бы невзначай снова вспомнила о крестнице:
– Признайся, Алеша, что я была права и Лизонька Шепелева – замечательная девушка.
– Да, мама, – отрешенно отозвался сын, показывая всем своим видом, что разговор о Лизе ему не интересен, и он соглашается только в угоду матери.