Эвакуация
22 июня 1941 года. Выступление Молотова. Мы уверены в скорой победе. В стране пропагандировалась знаменитая формула «На вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом». Писали о каком-то Ворошиловском залпе, который многократно превосходит суммарный залп немецкой артиллерии, и т. д. и т. п., Сводки первых дней войны также способствовали такому шапкозакидательскому настроению. Советское руководство всегда заботилось о том, чтобы не пугать граждан, а потому старалось как можно меньше их информировать.
Этим же принципом, очевидно, руководствовалось начальство МосгорОНО, когда в конце июня 1941 решило эвакуировать из Москвы школьников. Родителям было сказано, что все школьники в обязательном порядке должны отправиться в летние пионерские лагеря.
А вот когда мы прибыли под Рязань, в село Юшта Шиловского района, нам объявили, что это не пионерский лагерь, а интернат. Естественно, что рассчитывая на пребывание в лагере только в течение лета, никто из нас не обзапасся зимней одеждой и утепленной обувью, что весьма сказалось с началом зимы.
Мы были эвакуированы вместе с нашими классными руководителями, и они, надо отдать им должное, очень о нас заботились, но их возможности были весьма ограниченны.
Пока было тепло и относительно терпимо с продовольствием, все было более или менее благополучно. Главная беда состояла в частых расстройствах желудка – результаты налетов на колхозные и частные сады и огороды, где мы воровали незрелые овощи и фрукты. Лечили нас рисовым отваром. В порядке профилактики от малярии мы получали акрихин. По вкусу он очень напоминал хину, только, пожалуй, был еще более горьким. Мы с этим акрихином боролись как могли: наиболее сознательные закатывали таблетки в хлеб и глотали. А другие делали вид, что глотают, а сами их выкидывали, и в этом деле так поднаторели, что хоть в цирк фокусниками.
Неожиданно, в октябре, нас, ничего не объясняя, посадили на теплоходы и отправили на Урал. Уже после войны я узнал, что наша поспешная эвакуация из под Рязани была вызвана тем, что немцы прорвались где-то в этом районе.
В другие времена маршрут нашего теплохода был бы мечтой туриста: Ока, Волга, Кама, живописные берега, посещение крупных старинных городов – Рязани, Нижнего Новгорода, Казани. Однако, для нас все это выглядело иначе. Скученность на кораблях была страшная. Наступили холода, которые усиливались по мере приближения к Уралу. С продовольствием было настолько плохо, что ребятишки из младших классов в порту Нижнего Новгорода пытались слизывать с конвейеров просыпавшуюся муку. Один из школьников умер в пути. Когда мы прибыли в Оханск, на Урале уже была настоящая зима. Нас там кое-как экипировали, но тем не менее без обморожений не обошлось.
Старшие классы (от 5-го) разместили в районном селе Большая Соснова. Взаимоотношения между ребятами были очень похожи на те, что описаны в известном фантастическом рассказе «Повелитель мух». Там мальчишки в возрасте до двенадцати лет были предоставлены сами себе, и всё кончилось войной. У нас было примерно то же самое. Атаманствовали мальчишки с Самокатной, которая была основным «поставщиком» малолетних преступников в Бауманском районе Москвы, так что чем меньше будет об этом сказано, тем лучше.
Конечно и здесь учителя пытались что-то сделать, но часто они просто не знали, что у нас происходит: всякая информация, уходящая во внешний мир, как известно, в ребячьих коллективах считается ябедничеством со всеми вытекающими для «ябед» последствиями – «темными» или, в лучшем случае, бойкотом.
