– Шестнадцать лет. А я все живой, так ведь? – Юрген рассмеялся, осознав нечто новое в себе – в собственных интонациях, в ощущениях. Этим новым была ирония. Она его осенила! Юрген крепко обнял матушку и шепотом произнес ей на ухо: «Река не заберет меня раньше срока». Затем взял её руку, дотронулся ею до своего медальона и попросил оставить его одного.
После ухода Лоры он тяжело зевнул, рассматривая собственные ладони. На них всё ещё виднелась засохшая известь после побелки кладовой. И только сейчас, спустя несколько часов отдыха, когда боль в суставах стала менее мучительной, он почувствовал, как сильно у него зудят ладони. Это были ощущения, известные с раннего детства. Побелка древесины в семье Лаосов стала привычным сезонным занятием: она защищала от грибка стены. Всему виной сырость. Покупать новые материалы приходилось каждый год, но на всё не хватало ни времени, ни денег, ни мужских рук. Юрген помогал семье, выполняя легкие поручения. Лора считала, что его способностей хватало только на мелочи. Во дворе редко раздавался треск сухой древесины. Юрген был не в состоянии поднять топор. Стоило ему замахнуться, как неведомая сила прижимала его к земле. И вот он уже валяется в грязи, схватившись за трясущуюся руку.
Густ целыми днями трудился в кузнице, стараясь заработать как можно больше денег. Обычно было достаточно заказов, чтобы прокормить семью, но в последнее время ему всё больше нездоровилось. Заказов становилось все меньше. Приходилось бросать кузницу и пахать вместе с Лорой, возделывая землю для посева.
Лора давно заметила, с какой ненавистью Густ смотрит на их собственную землю. Она полагала, что в скором времени муж покинет семью, оставив её с больным мальчишкой на руках. Но она не решалась заговаривать об этом, полагая, что любое проявление любопытства к делам мужа делает женщину особенно уязвимой. Кроме всего прочего, отношение жителей Альты к семье Лаосов ухудшалось с каждым годом. По разным причинам – начиная с того, что Альта не была родиной Густа, и, следовательно, он считался лишённым веры в священную Реку, и заканчивая тем, что Юрген не ходил к священной Реке добывать воду, как всякий уважающий себя муж.
C возрастом Юрген начал в полной мере осознавать, что все проблемы в семье вертятся вокруг его беспомощности и несамостоятельности. Вечерами он часто смотрел сквозь небольшую щелку в двери, ведущую на первый этаж, наблюдая за тем, что происходит с родителями. На его удивление, в последние несколько месяцев ничего не происходило. Между родителями была огромная пропасть.
Юрген притронулся к запотевшему окну и тут же отдернул руку. Он почувствовал холод, напоминающий ему бессонные ночи, когда он лежал на мокрой от пота кровати, пытаясь дотянуться до окна. Добраться, потянуть за щеколду, соскочить вниз и закончить все свои мучения. Удивительно, до чего может довести человека боль, которую никуда не спрячешь и никому не отдашь.
Юрген осторожно прислонил лицо к холодному стеклу. Прохлада растеклась по горячим щекам. Он посмотрел вниз. Листья лапины пытались дотянуться до окна: их то и дело подбрасывал вверх бушующий ветер, и как только они дотрагивались кончиками до рамы, тут же кидал их обратно вниз. Юрген вздохнул, пытаясь принять тягостную правду о своей судьбе. Завтра он будет работать на улице и станет ничем не лучше лапины, трясущейся на ветру, пытающейся удержать свои хлипкие листики, чтобы их не унесло вместе с грязью вниз, туда где глубоко и темно.
