– Батя! Спокойно! Мы тебе не враги. – шёпотом, сказал, протягивая руку дрожащему старику. – Мы друзья. Хотим тебя спасти от хищников.
Старик перестал дрожать, как бы обмяк всем телом, смирившись с участью перед опасностью. По худым щекам старика из глаз потекли слезы. Осторожно вытащил старика за руку из норы наружу. Мы все обомлели оттого, что увидели перед своими глазами.
Нельзя было назвать человеком, стоящего перед нами сгорбленного существа, который был покрыть сверху донизу седыми волосами больше, чем тем покрытием, которое когда-то могло называться одеждой. На старике были обрывки каких-то тряпок и куски кожи неизвестного нам животного, с трупа которого когда-то старик содрал кожу и натянул на своё изуродованное тело, чтобы таким образом быть ближе к дикой природе.
– Давайте мы его покормим хорошо. – предложил Муза. – Старик тут, наверно, лет тридцать не видел пищи? Он скоро сдохнет от еды.
– Обильную пищу ему давать нельзя. – остановил, добрые желания Музи. – Вы, наверно, забыли, что узники концентрационных лагерей при фашистах, а также блокадники Ленинграда после освобождения советскими войсками умирали в первую очередь от обильной пищи? Сегодня ему надо дать кусочек хлеба и стакан чая. Завтра поек увеличим.
Музя взял за руку старика и осторожно повёл его в сторону жилой палатки. Мы продолжили свою работу до завтрака. После кусочка хлеба и стакана чая старик уснул в жилой палатке. На приготовленной Музей свободной постели, которая осталась от умершего Козюли, так и не успевшего попользоваться благами вольного поселения.
Мы ни стали беспокоить сонного старика. Только сказал Музе, чтобы он присматривал за стариком, который сдуру может сбежать от нас в лес. Ведь старик, как Маугли из одноименной сказки, давно не видел людей. Пускай привыкает к нам.
Старик действительно, когда выспался, пытался сбежать из жилой палатки. Лишь запах вкусной пищи и маленький кусочек хлеба, пропитанный мясным бульоном, остановили старика возле выхода из жилой палатки.
Несмотря на мои предупреждения об опасности жирной пищи, Музя не выдержал жалобной просьбы глазами старика, дал ему кружку тёплого чая и кусочек хлеба, который слегка обмакнул в жирный бульон тёплого супа, сваренного на обед.
Больше старик не пытался бежать. Сидел в углу жилой палатки и испуганными глазами разглядывал все вокруг себя. Потому, как он так любопытно и с опаской разглядывал наш современный армейский инвентарь, можно было понять, что старик вообще ничего подобного не видел в своей жизни. Старик был больше похож на неандертальца или гуманоид, прибывший к нам с другой планеты и затерялся в дремучем лесу тайги.
На человека старик не похож. Разговаривать старик совершенно не мог. Мы думали, что он глухонемой. Но когда ночью со всех сторон из тайги стали доноситься звериные звуки, то старик стал реагировать на звуки леса. Угрожающе отзывался на звуки леса рычанием и воем, как хищники леса. Мы поняли, что старик просто озверел и отучился говорить, как человек. Нам надо было время, чтобы старик привык к нам и научился вновь разговаривать по-людски. Лишь бы старик не умер от болезней, а также от современной пищи, которая не знакома ему.
– Надо старика сдать майору к врачам. – сказал, в понедельник утром, когда мы ждали прилёт вертолёт. – Иначе он помрёт здесь в тайге. Надо ему п
– Меня никому не надо сдавать. – впервые за трое суток, сказал старик. – Должен умереть в тайге. Здесь мой дом и моё логово.
