Огонек протекал хорошо. Дети, казалось, абстрагировались от зловещей персоны Мака и увлеклись той темой, которую им задал вожатый. Постепенно круг из пионеров замкнулся и последний из говорящих вернул телефон его владельцу, ознаменовав тем самым окончание уютных посиделок.
– Ну, чё я могу сказать? – начал подводить итоги Макар. – Красавцы. Было интересно вас слушать, честно. Вы вроде как еще все мелкие, но можете удивить даже взрослого. Особенно ты, Антон. Только смотри не увлекайся, а то со временем рехнешься и закончишь в жизнь в психушке. Я серьезно!
– Хогошо – всё равно посмеялся паренек.
– Вот так вот. Ладно, давайте отчаливать. Щас мы тихонько встаем, заканчиваем умываться, чистить зубы и по шурику валим спать…
– Э-э-э-й, а вы? – спросила Полина у Макара, который уже собирался затушить горящую посреди комнаты свечу.
– Что я? – не поняв вопроса, спросил вожатый. – Я умываюсь после всех вас, так что давайте шевелитесь. Я спать хочу…
– Вы тоже должны говорить о доме, как все – указала на промах вожатого Полина.
Макар не ожидал такого подвоха. Но действительно – раньше на огоньках он говорил вместе с детьми и отвечал на те же вопросы, что и они. В таких случаях складывалось ощущение единства пионеров и вожатого, перетекавшее в еще большее чувство вовлеченности и дружбы. Однако спустя годы Мак уже успел об этом позабыть, и, видимо, не особо желал вспоминать. Разумеется, если бы он припомнил такую незначительную деталь огонька еще до его начала, то тему вожатый придумал бы совсем другую.
Ту, из-за которой ему не пришлось бы копаться в себе и своих воспоминаниях.
– Давайте не в этот раз – попытался увильнуть от неудобного вопроса Макар.
– Эй, так не честно! – готов бы взбунтоваться Иван. – Зарина тоже говорила на огоньках. Не жульничай!
– Ладно, ладно, тихо вы, не орите – ответил Мак, опасаясь отрядного мятежа. Казалось, что, если вожатый не согласиться ответить на свой же вопрос, то пионеры заставят его съесть эту горящую свечу.
Мак вернулся на свое место и стал нервно вертеть телефон в руках. Ему потребовалось время, прежде чем он подобрал нужные для ответа слова.
– Знаете… Наверное, у меня нет дома – честно ответил Мак, не желая врать. – Был когда-то, но давно. Слишком давно. Тогда и жизнь была другой. Сейчас у меня есть только стены, в которые я прихожу поспать, поесть и передохнуть, не больше. Вроде бы это то же самое, да? Но нет, это не дом, а так – будка. И нет там ничего такого, из-за чего мне хотелось бы туда вернуться.
– А почему? – спросила Вика.
– Так получилось. Просто… Я не знаю. Просто, когда я сижу в тех стенах, мне хочется поскорее оттуда свалить. Куда угодно. Не сидится мне там. Не спрашивайте – я и сам без понятия, почему так происходит. По правде говоря – я об этом никогда и не думал. Да и привык со временем. Вот так просто.
– Так не бывает – тихо сказала Полина.
– Бывает, Поль – засмотревшись на огонек свечи, ответил Макар. – К сожалению, бывает.
– А тогда какой дом у вас раньше был? – с интересом спросил Ваня.
“Самый лучший на свете” – подумал вожатый, почувствовав, как внутри что-то больно укололо его в грудь.
– Хороший был дом. Надежный. Теплый. Уютный. Там всегда вкусно пахло. И рядом были любимые люди. И жизнь была любима.
– А что потом? – не унималась Полина.
– А потом суп с котом – отмахнулся Мак. – Потом взрослая жизнь настала и притащила с собой всякую…фигню. Фигню принесла, а хорошее забрала. Вот так и живу.
