В глазах туман. Сердце бешено отбивало свой аритмичный такт.
– …ЗВЕРИ ТАНЦЕВАЛИ И ВЕСЕЛИЛИСЬ, А ГЛАВНОЕ – ЖИЛИ ДРУЖНО! – продолжал свой рассказ закадровый голос, пока дети смеялись над огромной Бабочкой, картинно размахивающей своими нелепыми цветными крылышками. На сцене было отчетливо заметно, что костюм слишком плотно облегал Юру и был ему тесен, что и вызывало смех у зрителей пионеров.
Голос. Нужно слушать голос.
– НО ПОТОМ МЕСТА ЗВЕРЯМ СТАЛО НЕ ХВАТАТЬ.
– Теперь это моя поляна! А ну-ка брысь! Буду я здесь пчел разводить да мед собирать – проревел Медведь, выходя на сцену. Было похоже, что кривляния физрука, помимо детей, веселили и его самого.
“Твою мать… А чё я там должен говорить? И когда мой выход?! После кого?! Не помню текст, не помню…” – кружилась голова у Мака, готовая взорваться от напряжения.
Вожатому становилось всё хуже и хуже, и пока действие на сцене продолжалось, тревога в нем всё нарастала и крепла.
Тем временем гримерку покинула Лисица, и вместе с тем из зала тут же донесся гул и смех пионеров, которые узнали в костюме и гриме старшую воспитательницу.
– Эх, местечко-то какое чудное да просторное. Моим оно теперь будет! Уходите с моей поляны! Живо! – сказала лиса, на что зрители ей в ответ лишь заулюлюкали.
– Ну чё, Макар – пожелай удачи – улыбнулся Волк, хлопнув Макара по плечу. – Я погнал.
“Обойдешься” – подумал вожатый, смотря в спину Жене.
– Это с чего еще вдруг?! Моим это место будет! А ну кыш все! Р-Р-Р! – прорычал волк еще за кулисами, после чего тоже вывалился на сцену. – Свои хоромы я здесь отстрою да на луну выть буду! АУ-У-У!
И вот Мак остался в гримерке совсем один. Наедине со своей кружащейся головой и тошнотой, давящей на горло. Наедине со своей паникой и переживаниями, пришедшими невесть откуда. Наедине с самым настоящим человеческим страхом.
“Дальше точно буду я. Но когда, вашу мать?! Когда?! Ни хера не помню” – метался и кричал Макар у себя в голове.
На сцене происходила потасовка. Медведь гонялся за Волком, который, в свою очередь, гнался за Лисицей, пятясь ухватить ее за рыжий хвост. Из колонок играла быстрая и мелодичная музыка, которая придавала погоне забавный темп. Остальные звери разбежались по импровизированным кустам и пугливо наблюдали за происходящим со стороны.
“Когда? Когда же?” – казалось, что сейчас от этого вопроса зависит вся его никчемная жизнь.
Музыка понемногу стала утихать. Звери, гоняющиеся друг за другом по сцене, сбавили темп и стали вопросительно коситься в сторону гримерки.
“Пора!” – щелкнуло в голове у Мака.
Тяжелые, будто бы налитые свинцом ноги с трудом вытащили вожатого из-за кулис на сцену, а в глаза бросился яркий свет софитов. Зал был полон. К этому моменту многие из детей уже сползли со своих мест и расположились почти у самого края сцены. На задних рядах старшие пионеры стояли на лавках, чтобы наблюдать за действом во всей красе.
Десятки лиц. Сотни. Казалось, что даже тысячи…
А еще телефоны… Многие снимали происходящее на телефоны. Их мертвые и холодные механические объективы уставились на испуганную Мышь и с каждой секундой всё больше записывали на свою такую же мертвую цифровую память то молчание, которое Мак принес с собой в это действо. А Макар всё стоял и молчал. Испытывая неясный для себя ступор, он тупо наблюдал за зрителями, а они наблюдали за ним – словно за испуганной крысой в клетке в зоомагазине.
