Юзер Ваня в стране русских хакеров - страница 8

– Дядя Похлебкин! – еще издалека закричал Скороходов. – Дядя Похлебкин! Я – здесь!

Микроавтобус до Зуевых ключей отправлялся через час и Ваня с Похлебкиным до отъезда еще успели побродить по прилегающему к вокзалу рынку. Там Модест Карлович купил толстый батон докторской колбасы, два горячих, только что испеченных багета, килограмм шоколадных конфет «Белочка», три литровые бутылки популярного молочного напитка «Катык», две запеченные в фольге курицы, ведро помидоров, большую сетку яблок и четыре рыбины скумбрии горячего копчения. На вопрос, зачем он все столько всего набрал Похлебкин-Камчатский меланхолично заметил:

– Дорога дальняя. Мало ли что… Да и перекусить не мешает!

Уже возвратившись на вокзал, Модест Карлович вдруг спохватился, усадил Ваню с пакетами с провиантом на скамью и объявил, что он чуть осознал:

– С пустыми руками в гости ехать не совсем хорошо… Ты подожди меня здесь!

Модест Карлович снова отправился на рынок и вскоре вернулся таща перед собой огромные аляповатые настенные часы с фальшивой позолотой. При его маленьком росте они казались еще больше и вполне могли сойти за часы напольные.

– Запомни, я этот подарок привез из Ямайки! – наставительно сказал Похлебкин-Камчатский. – На Ямайке такие часы страсть как любят! Ручная работа! Гордость мулаток!

Микроавтобус шел полупустой и Ваня с Модестом удобно устроились на заднем сидении. Всю дорогу Похлебкин-Камчатский ел копченую скумбрию с багетом, помидорами и шоколадными конфетами «Белочка» запивая их густым татарским молочным напитком «Катык». Через каждые полчаса Ямайские часы ручной работы, купленные на Ижевской барахолке, оживлялись и перезвон колокольчиков исполнял музыкальную тему известной песни «Барыня». По приезду в деревню Зуевы ключи, больше напоминающую курортный поселок, Модест Карлович с трудом выбрался из машины, оглядел открывающиеся на Каму влекущие дали и, потирая пышные усы, продекламировал:

– Вот моя деревня, вот мой дом родной… Учись, Ваня, родину любить! Как я!

Они стояли посреди пыльной площадки и Похлебкин растеряно оглядывался.

– Куда идти-то? – спросил Ваня.

– Не дрейфь! Сейчас сориентируемся! Бабка живет то ли на улице Китай-гора, то ли на улице Казань-гора. Ближе к Каме, под горкой.

Прижимая к себе настенно-напольные часы, Похлебкин-Камчатский долго водил Мультика по деревне, пока опрошенный пацан, пробегавший мимо, не назвал точных ориентиров.

– Вспомнил! – обрадовался Модест Карлович. – Вспомнил! Шагай за мной, убогий!

Дом бабушки Яшки-Кентавра, Василисы Сидоровны, был более чем скромен. На фоне понастроенных на живописном берегу Камы усадьб толстосумов, любившей здесь отдыхать, он и вовсе терялся. Встретили здесь Ваню как родного. Его объявили дорогим гостем и хозяйка, сухонькая, бойкая старушка с коротко подстриженными седыми волосами, цветастой кофточке и длинной, до пола, деревенской юбке, все допытывалась у Модеста Карловича:

– Так это сынок ваш будет, с Ямайки?

– Нет, Василиса Сидоровна, это мой любимый племянник! Из Ижевска! Еле отпросил у родителей взять его с собой, уму-разуму поучить. Он, говорил я им, у нас – как Ломоносов. В дальние края хочет, учиться у мастеров. Способный пацан!

В отличие от Вани, на Похлебкина-Камчатского студенты-компьютерщики смотрели неодобрительно – чуть в своей Ямайке дело не провалил. Больше всего приезду нежданных гостей радовалась бабушка. Особенно после того, как Модест Карлович вручил ей подарок с далекого Американского континента – настенные часы ручной работы ямайских мастериц.