Южаночка - страница 3

– Что ты делаешь, Южаночка! Как можно кушать сладкое до супа и жаркого! И зачем ты влезла на буфет? Еще, сохрани Бог, свалишься оттуда! – с неподдельным ужасом воскликнул дедушка, инстинктивно протянув руки по направлению к буфетной крышке.

– А тебе это очень неприятно, милый дедушка? – лукаво прищурив черные глазки, осведомилась сверху шалунья.

– Очень неприятно, девочка, – самым искренним тоном ответил старик.

– В таком случае, я слезаю вниз! Голубчик Сидоренко, держите блюдо! Так. Великолепно! А теперь – раз, два, три! Поворот напра-а-во! Марш-марш вперед! Ур-р-ра!

И едва только денщик успел принять из рук Ины блюдо, как девочка с веселым смехом соскользнула вниз и, разметав руки и пронзительно взвизгнув, упала на турецкую оттоманку[3], стоявшую по соседству с буфетом. Крик испуга не успел сорваться с губ дедушки, когда Ина, как резиновый мячик, подпрыгнув на мягких пружинах оттоманки, уже стояла перед ним и, взяв под козырек, звонким голосом рапортовала, копируя солдата:

– Честь имею доложить вашему превосходительству – неприятель еще не показывался. На горных высотах все спокойно. В долинах тоже. А теперь… – шалунья щелкнула языком, прищурилась и состроив потешную рожицу, прибавила уже обычным своим тоном: – А теперь обедать, обедать скорее, дедушка. Твой бедный солдатик ужасно проголодался, делая рекогносцировку[4]. Надо к тому же доказать тебе, дедушка, что храбрые воины могут с успехом после трубочек со взбитыми сливками кушать и суп и жаркое…

И с тем же беспечным смехом Ина подпрыгнула на одной ножке и повисла на шее дедушки. Но вот глаза ее встретились с его глазами. Печальный взгляд этих глаз, идущий вразрез с общим выражением лица дедушки, улыбавшимся ласково и нежно, поразил девочку.

– Дедушка! Миленький! Хорошенький! Золотенький мой дедушка! Отчего ты такой грустный? Отчего у тебя глазки туманные, дедушка? Неужели из-за меня? Скажи, чем я огорчила тебя, дедушка?

Черные глаза Южаночки с тревогой, заботой и лаской заглядывали в лицо деда.

А сердце генерала сжималось все сильнее и сильнее. «Уж не за подобные ли поступки подвергнута столь строгому наказанию эта милая, ласковая черноглазая девочка?» – мысленно задал себе вопрос Мансуров и тут же решил во что бы то ни стало добраться до истины.

– Послушай, Южаночка, – промолвил он ласково и серьезно, взяв в обе ладони разгоревшееся румянцем смуглое личико внучки и приблизил его к своему лицу, – скажи мне правду, за что тебя тетя Агния отослала из дому и отдает в институт? Только правду, одну истинную правду хочу я знать, Южаночка!

– Конечно, я скажу тебе правду, дедушка, я всегда говорю одну только истинную правду, – послышался покорный ответ девочки, произнесенный так чистосердечно, что трудно было не поверить в искренность обладательницы такого милого, правдивого голоска…

Темные брови Южаночки нахмурились, черные угольки глаз чуть-чуть затуманились грустным облачком, а смуглое личико приняло вдруг строго-печальное выражение.

– Я очень, очень дурная девочка! – произнесла Ина самым искренним тоном. – Очень дурная девочка, и это тоже сущая правда, дедушка. Я не знаю только, почему я такая дурная, когда мне всей душой хочется быть хорошей! Хочется делать только доброе, прекрасное, а выходит на деле – одно дурное… Не находишь ли ты это поистине ужасным, дедушка? И так это всегда неловко выходит, если бы ты только знал! Тетя Агния постоянно бранила меня! За все бранила! И за то, что я по деревьям лазила, и за то, что с татарскими ребятишками потихоньку бегала купаться в море. И за то, что Эмильку Федоровну Крысой прозвала, эту самую Эмильку Федоровну, Крысу бесхвостую, которую ты сегодня видел. Она служит классной дамой в N-ском институте, в том самом, куда тебе придется отвезти меня завтра, дедушка. Она давнишняя подруга тети и провела у нас все последнее лето. Вот была потеха с ней! Ха-ха-ха-ха!