Южная сторона - страница 3
В этот момент я вспомнил про Джесса и Рею. Решил, что можно его с ними познакомить, и дружить всем вчетвером. Проклинаю ли я себя за это решение? Безусловно. Я сожалею о многих вещах. Если бы я поступил иначе хоть раз, мы бы все были счастливы сейчас. А самое грустное то, что это бессмысленно. Нет смысла о чём-то сожалеть, ведь это ничего не изменит, и вдобавок будет разрушать тебя изнутри. Но я всё равно жалею, ведь больше мне ничего не остаётся. Лучше я буду заниматься саморазрушением, чем пытаться как-то поднять себе настроение, ведь я не имею права на это. Мне должно быть плохо, и тогда мне станет легче от осознания того, что я заслуженно страдаю. Но в этой схеме есть изъян. «мне станет легче» – это тут ни к чему. Надо что-то придумать, чтобы мне не становилось легче, наоборот, я должен испытывать боль беспрерывно, постоянно. Она должна поглощать меня полностью, должна охватывать мои конечности, разливаться по ним вверх к животу и груди, сковывать сердце, и со всей силы бить в голову, чтобы в ней не осталось ни капли рассудка, чтобы она перестала соображать и утратила способность мыслить. Я так хочу избавиться от этих мыслей. А раз мне станет от этого лучше, то я не буду этого делать, я продолжу думать о том, что мне сделать, чтобы боль никогда не прекращалась. И снова меня охватило уныние из-за того, что мне полегчало, ведь я нашёл решение. Это замкнутый круг, где мне запрещено чувствовать себя хорошо. Сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я запутался, я не знал, что теперь делать. Откуда мне брать боль? Ответ пришёл достаточно быстро. Изнутри. Боль внутри, её во мне целый океан. Сколько из него воды ни бери, меньше не становится. Я решил вспомнить самое больное. Я взял прочную подводную лодку и стал погружаться на самое дно своей Марианской впадины. Там меня кое-кто ждал. Человек, причинивший мне наибольшее количество страданий, годы депрессии, человек, который дал мне миллионы поводов для саморазрушения, который оставил открытую рану, не способную затянуться хоть немного.
Моё сердце принадлежало нескольким людям на протяжении жизни, но первый человек всегда особенный. Я заплыл в самую глубокую пещеру, и в самом тёмном углу стоял он как всегда, улыбаясь и светясь от счастья. Но он не видела меня, а только стоял и смотрел в пустоту, куда-то вдаль. И сколько бы я ни звал его, не кричал, не молил посмотреть на меня хоть на долю секунды, он меня не замечал. Я прекрасно понимал, что он мне ничего не должен, что у всех людей есть свобода, что он может даже как-нибудь на меня разозлиться и никогда не простить. Всё возможно, но я не хотел думать о подобном. Само существование мысли о том, что мы можем больше никогда не увидеться, сдавливало мою грудь настолько, что я мог задохнуться. Я не хотел верить, что однажды наступит наша последняя встреча. Знаю, что сам виноват во всём, что со мной происходит. Я допустил то, чего боялся больше смерти. Ну не идиот, а?
Сначала я почувствовал, как меня расплющивает под многотонным прессом, моя голова вот-вот лопнет, а сердце разорвётся. Это не физическая боль. Я знаю, где у человека, во всяком случае у меня, находится душа. Она на одном уровне с сердцем, по центру. Она часто болела, поэтому я ясно осознаю, где она расположена. Мою душу давил, резал, душил, топтал, выворачивал, разрывал лишь один его вид.
Я понял, что верно нашёл источник своей боли. Теперь она меня точно не покинет. Знаете, бывает так одиноко, что боль становится приятным компаньоном. С ней можно поговорить, её можно почувствовать, ощутить, как в самом себе, так и рядом. Она обволакивает меня с кончиков пальцев на ногах до макушки. Наконец-то я что-то чувствую. Боль – отнюдь не худшее, что может чувствовать человек. Есть гораздо более страшные вещи. Одна их них – безысходность. Хотя к ней я уже привык. Она мне заменила мать, а боль – как младшая сестрёнка, с ней никогда не бывает скучно.