З А Т Я Ж Н О Й П Р Ы Ж О К. РОКОВОЙ РОМАНЧИК - страница 2

– Завтра в десять придет декоратор. Я напоминаю, чтобы ты не забыл.

– Да, мама.

– Что «да»? Не забыл?

– Амнезией не страдаю… Я не грублю, – отвел руку с телефоном в сторону, подержал, прислонил к уху, сказал строго: – Хорошо. Хорошо. Ма-ма!

Жаргал достал нитку из кармана и прочищал зубы, улыбался, слушая друга.

– Вот так всегда они взрывают мне мозг. И почему это они решают, что и как мне делать?! Мать среди своих пациентов нашла тетку-дизайнера, которая будет мне в моей квартире мозолить глаза. Целый месяц! И все это, чтобы я женился, чтобы жилье было готово к свадьбе с Марьяной. А я не хочу, не хочу!

– Так что, свадьба скоро?

– Не будет никакой свадьбы, вот в чем фокус! Я так решил. Вот прямо сейчас.

– Интересно.

– Ты знаешь, это оказывается так просто – отказаться и не выполнять своих обещаний. Признать, что все из-за этого идет по-дурацки.

– Ну да, женятся или по расчету, или одни болваны. О-о-о! Остановись, скатерть порвешь.

Артур не заметил, как в порыве эмоций теребил край скатерти, а сейчас сжал ее двумя руками и тянул в разные стороны, как парашютные стропы перед приземлением. Он отпустил материю и рассмеялся.

– Значит, я был болван. А теперь я гладко выбритый мужчина в расцвете сил.

– Ура! Свобода! И мы идем шататься по ночной Москве! – обрадовался Жаргал.

– Да, пойдем сегодня в Гостиный двор, – предложил Артур. – В «Шантарам». Гульнём, как в старые добрые времена.

– А почему бы и нет!

– Потанцуем, разомнемся…

– Ты же знаешь, я не танцую, – расплылся в широкой улыбке друг Артура.

– Да какая, нафиг, разница. Танцую – не танцую… Надо пар выпустить.

– Гы. А ты помнишь, мы же там познакомились. Ты там такие па выписывал, а какие девушки на тебя вешались! А я, помнишь, спросил, сколько ты им платишь? Гы-гы. – Жаргал весело рассмеялся.

– И что я ответил?

– Ты сказал: «Слюшай, дорогой, я им не плачу, я их в себя влубляю, понымаешь?»

Артур, смеясь, встал из-за стола, игриво двинул кулаком друга в плечо.

– Поехали!

– Как скажешь, дорогой!

И друзья направились к выходу из буфета.

Оставив машину у входа в парк «Серебряный бор», Лия неспешно шла по асфальтовой дорожке и полной грудью вдыхала тот чудесный ароматный воздух осеннего парка, который из года в год будоражил ее воображение. Несмотря на грустную пору увядания, пряный запах палой листвы щекотал ноздри и рождал надежды на лучшее будущее. Ей очень хотелось верить, что возвращение мужа принесет облегчение и то прежнее умиротворение, которое было до его измены, до их расставания. Лие казалось, что она за долгие двадцать лет хорошо изучила своего мужа. Она допускала, что его уход связан был не с ней, а с каким-то неведомым поворотом судьбы, предвкушением того, чего он ожидал от новой женщины, и чего не случилось. И когда он вновь обратил свой взор в сторону Лии, приняла его возвращение, как должное.

Теперь они не жили вместе,  муж не оставался на ночь, потому что Лия продала свою с такой любовью обставленную квартирку на Кутузовском и переехала на Фрунзенскую набережную, в жилье поменьше. На остаток средств открыла дизайн студию по декорированию элитных интерьеров, но горечь от утраты своего уютного гнездышка осела в душе женщины. Ее муж, Савелий Львович, выразил свое сожаление, что она лишилась предмета своих страстных желаний – интерьера в стиле рококо. Но в его словах сквозило такое холодное равнодушие, что Лия поняла: он даже рад этому обстоятельству, оно дает ему право, без объяснений, жить в их доме на Подушкинском шоссе, и лишь иногда останавливаться у нее на Фрунзенской. Женщина смирилась – ощущение покоя от того, что они с мужем так или иначе снова вместе, было для нее дороже.