Схватившись за дверную ручку, я медленно оглядываюсь. Кит смотрит мне прямо в глаза. Я немного напрягаюсь. Развязный взгляд этих глаз без ресниц нервирует.
– Пускай, – отвечаю я, провернув замок. – Лучше с ними, чем с тобой. – И покидаю комнату.
***
И чё я выделывалась…
Пока двое полицейских пытаются выбить из меня чистосердечное, проходит часа два.
Сидя в комнате ожидания, я пялюсь в потолок и мечтаю лишь об одном – чтобы Стилаш долбануло молнией, ведь это всё из-за неё, верняк?
Мне предъявили обвинение в мелком хулиганстве и умышленной краже. Но у полицейских нет никаких доказательств, кроме свидетельствования прохожих. Мне и напрягаться не пришлось, чтоб сложить два плюс два и прийти к выводу, что я действительно замешена во всём этом безобразии – неосознанно, да, но всё же. Это лишь делает меня ещё большей дурой. Я уже не злюсь. Мне просто грустно.
Я стучу коленом по металлическому заднику стола, пытаясь ударять в такт тиканью часов. Один из полицейских сидит напротив, пытаясь уболтать меня. Он говорит:
– Ты же понимаешь, что связалась с плохой компанией? – Он минуту изучающе смотрит на меня, затем очень осторожно добавляет: – знаешь их имена?
– Нет, – я передёргиваю плечами. – Они пользуются кличками.
– Может, знаешь их адреса?
С одной стороны я думаю, что имею полное право слить полицейским точку, на которой тусуются эти идиоты, и меня даже радует такая перспектива. С другой стороны, что тогда будет с Ириской? Дядя не позволит забрать котёнка. А если всю их троицу повяжут и привлекут к ответственности, никто не будет ухаживать за несчастным животном. Это и только это меня останавливает. Мне на всякий случай следует держать эту информацию в секрете. Это дилемма.
А ещё, не хочется этого признавать, но Кит оказался прав. Полицейские уже достали меня своими вопросами, хотя на мои отвечали нехотя.
Короче, я делаю вид, что думаю. На самом деле в этот момент я борюсь с желанием отомстить и здравым смыслом. Пока в моей голове больше «за», чем «против». И всё же…
– Я не знаю, – тяжко вздыхаю. – Они что-то говорили, но я уже не помню.
– Понятно, – сухо откликается офицер. – Мы уже связались с твоими опекунами. В течение часа тебя заберут, – добавляет мужчина и наконец-то уходит.
Спустя примерно два часа он возвращается и докладывает:
– Ерке, за тобой пришли.
Я встаю с лавки, к которой уже успела попривыкнуть моя спина, и следую за полицейским. Тот выводит меня в общий коридор, где на лавочке ждёт мой хмурый дядя. Похоже, он не в восторге, что я тут. Да я и сама не рада.
– Привет, – здороваюсь я, подходя ближе. Дядя молча кивает и встаёт. Это типично. Он не особо разговорчивый человек.
– Поговорим дома, – бросает он, обменивается с полицейскими какими-то формальностями, после чего выводит меня из участка с таким разочарованным лицом, что мне хочется бежать обратно и кричать, что это я во всём виновата. Что угодно, лишь бы не оставаться с дядей наедине. Ведь он снова будет сурово смотреть на меня и говорить, что я никто.
– Страдаешь? – спрашиваю я, как только дверь отворяется.
Перила в этом падике ужасно грязные, да и лестница – не лестница, так, бесполезная развалюха, на которой не то что бабка, а ваще любой мог сломать ногу. Но мне как-то пофиг. Я и раньше носилась по этой лестнице, бесконечно испытывая судьбу. Но щас не до этого. Я протираю перила задницей и покачиваюсь вперёд-назад, рискуя свалиться в лестничный пролёт. Да даже если я и свалюсь, этот немощный ничё делать не будет. Просто закроет дверь и продолжит дрочить, или играть в свои стрелялки, что ещё хуже.
