– Михалыча не видел? – Послышалось откуда-то издалека.
– Не-а. Сам с утра его ищу. К нему, вроде, вчера брат из Полтавы приезжал, так что сегодня мог и приболеть чуток.
Источник второго голоса явно находился ближе. Если не у самой двери, то где-то совсем рядом с входом.
– О-о-о… – протянул первый с насмешкой. – Теперь дай бог, чтобы к следующему понедельнику вышел.
Кто-то зашаркал тяжёлыми подошвами.
– Ладно, Лёх, погнал я тогда. Заходи в обед, в шахматы партийку организуем.
– Да какие тут нахрен шахматы? Мне эту курву до вечера надо успеть оживить. У Шухарина на личном контроле, говорят. У них там завтра комиссия какая-то из министерства. Рёбра ему считать приедут.
– Понятно…
– А без Михалыча это – сам понимаешь… Ему-то пофигу, а я премии под отпуск точно не увижу. Люська кастрирует, если в Ялту не полетим. Я обещал. Так что, лучше завтра в шахматы…
– Да понял я, понял. Бог в помощь тогда!
– Ага, давай, Сань… Бывай, – сказал голос человека, названного Лёхой, и послышались шаркающие шаги.
Они приближались!
Напуганные до дрожи, мы сидели в кабине вертолёта, которая просматривалась насквозь через огромное ветровое стекло. Разница была лишь в том, что я пригнулся и застыл в смиренном оцепенении, а Вовка тем временем метался по кабине и активно реализовывал план спасения. В итоге он каким-то чудом разгрёб хлам, которым был завален проход в салон, и сумел забраться внутрь, протиснувшись меж сваленных в кучу пассажирских кресел. Я же так и остался лежать в кабине, свернувшись калачиком на штурманском кресле.
Щелчок замка прозвучал похлеще майского грома! Скрипнула дверца кабины и я услышал, как Лёха ступил на первую ступень трапа. После этого звуки стихли. Я приподнял голову и увидел удивлённые карие глаза на молодом, загорелом лице.
– Нифига себе! – сказало лицо. – А ты кто такой?
Я вздохнул, уселся в кресле и пожал плечами. Почему-то страх моментально улетучился, хотя волнение осталось. Я негромко ответил:
– Никто.
– Да ну! – улыбнулся Лёха. – А откуда тут взялся?
Я снова пожал плечами.
Лёха недовольно хмыкнул, пожевал верхнюю губу, глядя на дверь ангара, затем спрыгнул со ступеньки и скомандовал:
– Ладно, вылезай, штурман. Прилетели.
Я мельком глянул на затаившегося в салоне Вовку. Тот сидел с выпученными глазами, и отчаянно мотал головой, явно намекая, чтобы я его не выдавал. Я моргнул, давая понять, что не выдам, и медленно выбрался из вертолёта.
Лёха оказался высоким, худощавым парнем лет двадцати пяти, не больше. Синий комбинезон его весь был в масляных пятнах. На голове – синяя бейсболка «USA California».
Пока я выбирался, он закурил, и теперь разглядывал меня, затягиваясь и сощурив один глаз.
– Ты как попал сюда, штурман?
Говорил он с доброй улыбкой. Глаза мне тоже показались добрыми. Да и не ругался он, а спокойно спрашивал. Было ясно, что ничего страшного не сделает, а значит – опасаться нечего. Я даже хотел было сказать Вовке, чтобы выбирался, но вспомнил, что дал обещание не выдавать, и промолчал.
– Там в заборе дырка есть, – тихо промямлил я. – Ну, не дырка, а просто мы… я могу между проволокой… проволоками…
– Лёха!
Улыбаясь, он протянул мне ладонь. Я её пожал. Ладонь оказалась шершавой на ощупь и усеянной жёсткими мозолями.
– Серёга, – в тон ему ответил я, и тоже улыбнулся.
– Чё, вертолёты нравятся?
Я кивнул.
– Ми «второй», – сказал он тоном, полным уважения и теплоты, – я его с закрытыми глазами разобрать и обратно собрать могу. Летал когда-нибудь?
